Он даже не поднял глаза от монитора, слабое свечение которого являлось единственным источником света в кабинете
И только с третьего раза обернулся на ее неуверенное, тихое обращение.
Однако когда Тоня попыталась объяснить суть своего затруднения, лишь передернул плечами и опять уставился в какой-то документ, который изучал на экране.
- Положите бумаге на стол Ирине Павловне, - отрешенным голосом велел Игорь Владимирович, - она разберется с этим, как только вернется.
- Но заказ следует сделать не позднее завтрашнего дня! - почти с отчаянием простонала тогда Тоня, поняв, что директор не услышал ни слова из ее первого предложения.
Ее экспрессия, похоже, привлекла внимание и заставила Игоря вновь оторваться от монитора. Он резко встал и как-то неестественно подошел, заставив Тоню вспомнить о заводных механизмах. Все, от походки до манеры держаться -- в эти дни казалось в Игоре ненастоящим. Она не забыла, как отчего-то явственно вспомнила детство, в котором у нее когда-то сломалась кукла и старший брат примотал голову игрушки к телу, используя лейкопластырь и линейку. Куклой можно было играться снова, вот только голова ее навсегда застыла под каким-то странно неестественным углом, так, что и не приглядываясь становилось очевидно -- та поломана. Вот и глядя в тот момент на Игоря у нее мелькнула то же слово. Поломанный. Игорь был сломлен. Но отчаянно делал вид, что все хорошо, что все так же, как и раньше.
Когда "раньше" - Тоня не имела понятия, хоть и не сомневалась, к этому состоянию ее директора имеет отношение таинственная болезнь Иры.
- Что тут? - устало прижав глаза пальцами, Игорь посмотрел в бумаги, которые Тоня все еще держала в руках, не в состоянии сдвинуться с места.
- Это каталоги коллекций, которые мы с Ирой отобрали для следующего года, то, что соответствует последним веяниям и предпочтениям клиентов, - она пролистала перед ним каталог с яркими иллюстрациями. - Надо теперь окончательно утвердить и сообщить партнерам...
- Я ни черта не понимаю в этом, - не дав ей договорить, Игорь отвернулся, даже не взглянув на фото, и впервые за все то время, что Тоня его знала, ей почудилась в голосе начальника злость. - Этим занимается Ира. Отложите заказ до ее возвращения, - резко бросил он, отойдя к стене и остановился у той. - Ничего с нами не случится, если еще какое-то время мы поработаем на старых моделях, - отрезал директор.
В этот момент, словно кто-то дернул ее за язык, Тоня вдруг ляпнула такое, за что проклинала себя еще неделю. Но не смогла удержаться, почти каждый в офисе шептал этот вопрос.
- А если она не вернется, Игорь Владимирович? - еле слышно спросила Антонина, не решаясь поднять на директора глаза. - Нам же надо продолжать работать дальше...
- Она вернется! - он не кричал, но Тоне показалась, что она оглохла от этого короткого утверждения.
Игорь стремительно обернулся и смотрел на нее сейчас с таким гневом, словно Тоня проговорила какую-то ересь прямо в церкви, где он был приходским священником.
- Ира вернется и выберет эти ваши дурацкие диваны! Это ее дело, и она обожает этим заниматься! Она придет, потому что все это -- для нее, - Игорь как-то непонятно для Антонины взмахнул рукой. Казалось, что он уже и не с ней разговаривает, потому как глаза директора опять приняли то пугающее отрешенное выражение, которым он обводил офис последние месяцы. - Иначе, какой вообще смысл что-то делать? - уже совсем иначе, еле слышно, спросил Игорь.
Вот тут Тоня могла побиться об заклад -- директор точно забыл о ней.
- Какой тогда смысл просыпаться по утрам? Зачем? Чтобы смотреть на.. эту? - Игорь резко, почти яростно мотнул головой. - Зачем есть, зачем тогда двигаться, дышать зачем, жить? - он замолчал, и в кабинете повисла почти мертвая тишина. - Она вернется, - казалось, Игорь Владимирович пытается продавить этими тихими, яростными, потерянными словами стекло, в которое уперся лбом.
А Тоня стояла и не знала, куда себя деть.
Это все не для ее ушей было. И ясно, что Игорь просто уже не замечал ее. Она совершенно не представляла, что же там на самом деле у них происходило, но ей внезапно стало страшно. По настоящему. Так, как наверное становится страшно любому здравомыслящему человеку, случайно услышавшему задумчивые размышления самоубийцы, стоящего уже на самом краю крыши.