Мысли его прервал все усиливающийся электронный гул — показатель того, что идет подпитка яйца энергией. Он вцепился в ручки стабилизатора, мысленно готовясь к переходу в виртуальную реальность. Ватты, амперы, диоды, микропроцессоры — в этом он разбирался. На смену дурацким мечтаниям должны прийти солидные научные знания. Он построит для себя жизнь столь же целостную и самодостаточную, как во время пребывания внутри яйца.
И в этой жизни не было места для конкретного очаровательного кибертехника, даже если ее поцелуи горячили ему кровь.
Джилл медленно раскрывала глаза, борясь с кратковременной потерей ориентации, испытываемой ею, пока ее органы чувств приспосабливались к сенсорному вводу симулятора. Ее окружал серый антитуман, теневая пустота, обозначившая вход в виртуальный мир. Но по мере того, как она вглядывалась в пустоту, все начинало меняться и принимать узнаваемые формы, подобно тому, как размытое изображение на киноэкране постепенно становится резким по мере наводки на фокус.
Она увидела, как подле правой ее ноги возникает кресло. Она увидела, как у левого локтя вырисовался стеклянный стакан, а после этого тотчас же появился столик, на котором он стоял. Во мгле стали возникать и другие образы: стоящие вперемежку столы и стулья, обшарпанная штукатурка на стенах, выложенный плиткой сводчатый коридор, медленно вращающиеся потолочные вентиляторы. Стали проявляться и люди. Они толпами усаживались за столы, одетые со старомодной элегантностью. Неровный свет вырисовывал настороженно-недоверчивый их облик в то время, как они с опаской осматривались, разговаривая друг с другом таинственным, заговорщическим шепотком.
Джилл глубоко вздохнула — виртуально вздохнула, напомнила она себе, — и стала наблюдать за тем, как вокруг нее смыкалась сводчатая зала. Еще до завершения трансформации в голову Джиллиан пришли две мысли, обе в равной степени фантастические.
Первая сводилась к тому, что виртуальная среда, хотя и четко обрисованная со всей возможной полнотой, оказалась исключительно черно-белой. Вторая, не менее потрясающая, заключалась в том, что в этом месте она уже когда-то побывала.
“Грот, вписанный в интерьер элегантного ночного клуба, оформленного под декаданс… пальмы в бронзовых кадках, восточные ширмы, за которыми прячутся тени, едва обращающие внимание на гротескно-вычурные бра… удушающая жара, висящая в воздухе несмотря на сравнительно поздний час, и молчаливое обещание любви, смерти или свободы, доступных по соответствующей цене”.
Даже ее облик показался знакомым: мягкая, точно облачко, белая блузка с элегантными длинными рукавами и глубоким вырезом, выглядящим одновременно и скромным и вызывающим. А пестрая, развевающаяся юбка намекала на наличие округлостей, их не подчеркивая. Так что одежда ее, как и загадочная комната, где Джилл находилась, намекали на некие секреты, не выдавая слишком многого. Черт, она же знает это место…
— Что будете пить, мадемуазель?
Она обернулась и увидела перед собой угловатые черты русского бармена. “Это Саша”, — вдруг вспомнила она. По откуда ей известно это имя?
— Ах, да! Как насчет диет-соды?
— Диет-соды?
“Погоди, Джилл! Судя по обстановке, диетические напитки появятся в обиходе десятилетия через два…”
— A-а, ну тогда просто кока-колу, — поспешно поправилась она. Со льдом.
— Кока-кола у меня есть. Льда у меня нет, — проговорил бармен, пожимая плечами. — Вы, должно быть, только что приехали в город, иначе вы бы знали, что льда тут меньше, чем алмазов в Касабланке.
— В Касабланке? — Джилл резко обернулась, разглядывая комнату и только теперь понимая, почему она кажется такой знакомой. Топология Сэди засунула их прямо внутрь знаменитого фильма сороковых годов “Касабланка”, или, точнее, внутрь “Американского кафе” Рика. Достоверность деталей была невероятной и еще более аутентичной из-за черно-белого оформления.
“Господи, значит, я очутилась в “Касабланке”! Да Марша никогда этому не поверит!”
Русский бармен Саша поглядел на бутылку “колы” в собственной руке, а затем вновь перевел взгляд на Джилл.
— Думаю, вы правы, что не пьете.
Джилл едва расслышала это замечание. Она разглядывала интерьер, обрадованная, что перенесена в один из величайших фильмов всех времен. Взглядом она стала прочесывать толпу, надеясь разглядеть Хамфри Богарта и Ингрид Бергман. Но вместо этого она увидела нечто, начисто зачеркнувшее радость и наполнившее ее страхом.