- О чем ты? – я попытался прикинуться дурачком, именно так себя и чувствуя. Ну хоть выиграю время, подумал я, еще один затёртый до дыр трюк всех обманщиков.
- Ты прекрасно знаешь, о чем, вот и скажи мне. – Такие игры с ней не проходили, уж я-то это знал, поэтому ухмыльнулся и опустил глаза.
- Я чувствую, понимаешь, - она говорила без нажима, но твердо и уверенно, как и все женщины, получившие сигнал с проклятого радара, которым их наградил не то Бог, не то сам Дьявол. – Ты какой-то отстраненный. Как будто что-то обдумываешь или пытаешься пережить.
Она потянулась вперед, над столом мелькнула изящная рука, а потом ее ладонь нашла мою и нежно сжала.
Я поднял глаза. Боже, как она была прекрасна в тот момент! Она всегда была красива, она из тех женщин, которые так естественны и свободны внутренне, что прекрасны даже в халате и бигуди, хотя она никогда не носила бигуди, имея от природы вьющиеся волосы. Но в тот вечер… мягкий свет свечей сделал кожу еще более гладкой и бархатистой, игра теней на лице подчеркнула пухлые губы и прямой нос, а серо-голубые глаза стали отливать зеленью и как будто светиться своим собственным внутренним светом.
- Я никогда не видел тебя такой красивой как сейчас, - выдохнул я, пожирая глазами ее лицо.
- Не уходи от ответа, - мягко улыбнулась она, явно польщенная.
- И не думал. Просто… хочу зарядиться твоей красотой, этим моментом.
Она снова улыбнулась, тряхнула головой, ее светло-каштановые кудряшки, рассыпались по плечам. Ей часто говорили, что она очень похожа на Уму Турман, и если осветлит и выпрямит волосы – мать родная их не различит. Конечно, она никогда этого не делала, Рина, которую я знал и которую, скорее всего, любил, меньше всего на свете хотела быть чьей-то копией. А уж индивидуальности ей было не занимать.
- Тогда смотри, - она подняла голову и придвинулась вперёд, не сводя с меня своих чистых, сияющих глаз. – У меня нет от тебя секретов. Нет тайн. Нет умысла. Нет ничего, кроме желания быть с тобой счастливой и делать счастливым тебя.
Я тоже подался вперед и поцеловал ее, слушая, как ее участившееся дыхание накладывается на шум дождя. Это было красиво, я почувствовал, что десерт мы будем пробовать уже в постели.
- Сейчас, - прошептал я, нежно положив ладонь на ее лицо, кожа была как шелк, а потом спустившись ниже, по шее, и еще ниже, – сейчас наше время…наше… время…
Она тоже так считала.
Мы любили друг друга под шум дождя, влажный холодный ветер иногда врывался в спальню и гладил наши разгорячённые тела, трепал пламя свечей, которые мы принесли из кухни. Я старался доставить ей удовольствие, как будто это был последний раз в моей жизни, сказалась вина, которую я почему-то так и не смог побороть. У меня нет от тебя тайн, ее слова крутились в моей голове, ее чистые глаза, она говорила с открытым сердцем, а я… у меня была тайна, и черт его знает почему, но мне было тяжело скрывать что-то от нее и невозможно признаться.
Не поймите меня неправильно, я не из тех мужиков, которых называют «всунул-высунул и захрапел», но в тот вечер я, по моему скромному мнению, превзошел сам себя. Доказательством стала ее довольная улыбка и тяжелое дыхание, когда она растянулась возле меня, глядя из-под полуопущенных век, как сытая кошка. Дождь снаружи усилился, а нам было так спокойно и уютно в нашем маленьком мире, наполненном светом свечей и разлившимся по телам удовольствием. Комната наполнилась нашим теплом, нашей энергией, и я чувствовал себя так умиротворенно в коконе этого блаженства и безмятежности. Мне хотелось закурить, но она не выносила запах табачного дыма, а покидать этот кусочек рая ради сигареты я ни в коем случае не хотел.
- Дежурства идут тебе на пользу, – промурлыкала она, водя длинными пальцами по моей груди.
Я поднял ее ладонь и поцеловал, потом вернул на место.
- И всё же, - медленно, лениво, как будто засыпая, сказала она, - даже такой восхитительный секс не избавит тебя от того, что ты носишь в душе и никак не можешь выплеснуть. Расскажи, если хочешь и можешь, это помогает. То, что снаружи – уже не внутри.