Между прочим, было вдоволь телятины, которая в XIX в. в России считалась «барским мясом». Сами крестьяне ее не ели и стремились продать ее горожанам, дворянам. Молодых бычков и телок забивали исключительно для ссыльных. Поэтому мясной стол стал доминировать у Ульяновых, которые одну неделю ели телятину, другую — баранину, поскольку надо было быстрее съесть специально забитых для них теленка и барашка. Кроме того, Крупская с матерью устроили огород, в котором росли огурцы, морковь, свекла, тыква, укроп и даже помидоры и дыни, хорошо вызревавшие в резко континентальном климате Минусинского края. В лесу собирали щавель, землянику, голубику, чернику, бруснику, ежевику, малину. С ранней весны ели свою редиску и салат. Обращает на себя внимание тот факт, что Крупская ни разу не упоминает петрушку, лук и чеснок. По-видимому, это не забывчивость, просто Ульяновы их не употребляли. И это говорит об ограниченности и бедности кулинарного оформления их питания.
Жить и готовить без лука практически нельзя, если иметь в виду кулинарно грамотную пищу. То же самое относится и к петрушке, без которой немыслим кулинарно грамотный суп. То, что эти продукты не упоминаются в воспоминаниях и переписке Ульяновых, говорит лишь о крайне низкой кулинарной требовательности Ленина, что неоднократно подтверждает и Крупская, сообщая в своих воспоминаниях, что ее стряпней был доволен только Ильич, а все остальные, так сказать, заправские домохозяйки и люди, хотя бы мало-мальски знакомые с кухней, находили ее «блюда» невкусными и примитивными. И это неудивительно, если в них отсутствовали такие компоненты, как петрушка, лук, и никогда, вероятно, не присутствовал чеснок! Однако крестьяне, которые в Шушенском готовили еду для Ульяновых, несомненно, эти компоненты употребляли.
В результате такого характера и состава питания уже к началу 1899 г. Ленин «ужасно поздоровел», приобрел «блестящий вид», «никакого сравнения с тем, что было в Питере», — отмечала Крупская в письмах к матери Ильича. Когда на празднование Нового 1899 года съехались ссыльные со всего округа, то над слишком здоровым видом четы Ульяновых, особенно над видом Ленина, все «охали да ахали», а мать Крупской не удержалась даже от восклицания при виде своего раздобревшего зятя: «Эк вас разнесло!».
Между тем Ленин, питавшийся хорошей, добротной, вкусной и идущей столь явно ему на пользу здоровой пищей, то ли по молодости, то ли по привычке человека, о быте которого всегда заботились другие, как будто не замечал, что питается пищей, неизвестной ему ни из детских, ни из студенческих, ни из заграничных времен. Ведь такая рыба, как таймень, чир, нельма, кунжа, муксун, а также хариус, тугун, должна была обратить на себя внимание. А возможность постоянно есть пернатую дичь — от диких гусей и уток до тетерок и куропаток — не могла бы пройти незамеченной для любого человека. Однако Ленин как будто не только не замечал, что он ел, но даже когда его прямо в лоб спрашивали, нравится ли ему то или иное блюдо, вкусно ли оно, не мог ответить ничего вразумительного, будучи довольным всем, что ему подавали.
Это было весьма странно и неожиданно, поскольку считалось, что Ленин был достаточно наблюдательным человеком, и его безразличие и даже явная индифферентность к еде, к ее вкусу, полное его непонимание характера еды глубоко обижали и даже оскорбляли тех, кто готовил ему пищу, ибо это было просто необъяснимо. Так, Ленин безбожно путал тетерку с гусем, хотя мясо этих птиц резко отличается и по консистенции и, главное, по запаху, причем специфический запах гуся настолько силен, что спутать его с каким-либо другим просто невозможно. По-видимому, Ленин не различал запахи и именно поэтому был равнодушен к составу блюд, мог фиксировать лишь количество и степень сытности получаемой пищи. Можно говорить о том, что он практически ничего не понимал в еде. В этом сказывалась крайняя кулинарная ограниченность Ленина в еде с детства. Так, в 1903 г. в Бельгии он был равнодушен к изысканному, неизвестному ему сочетанию сырой редиски с сыром, которое он не стал есть, чем очень обидел хозяйку. Или другой пример: Ленин в детстве никогда не получал сладкое. Его мать считала, что сладкое — это для девочек, а мальчику — вовсе не нужно, не требуется. Отец же, Илья Николаевич, не вмешивался в эти вопросы, предоставив все жене, считая ее авторитетной во всем, что касалось домашнего питания и хозяйства. Сам он полагал, что пряники, леденцы и постный сахар — тогдашние простонародные сладости, продаваемые на базарах, — слишком грубы, вульгарны для дворянских детей, а тортов и конфет в Симбирске достать было неоткуда, их можно было купить только в Нижнем Новгороде. Получалось, что и отец, и мать по разным соображениям были солидарны в изгнании сладостей из детской жизни своих сыновей. Даже на Новый год им дарили книги, а не конфеты.