— Ну вроде норм… — сказала девица, прислушиваясь к ощущениям, и принюхиваясь к запахам.
А ведь магия ничем не пахнет! Совсем! Причем тут нос тогда? Просто выверты мозга, для придания неясным ощущениям, ясные ассоциации. Для тех, кто родился без контроля над маной, а приобрел её только с возрастом, накопив в себе достаточное количество сил для перехода на качественно иной уровень, это нормально.
Вот только причем тут сестра? Она то родилась магией! Она… сама магия! И память у неё моя есть! Почему тогда… почему она… воспринимает все так, как обычный человек? Неужто те годы, когда она считала себя обычным ребенком так повлияли? Затерев и этот аспект восприятия, подменив на общечеловеческое суждение мозга?
Ладно, с этим позже разберусь! Или не разберусь. Я достаточно знаю о том, как люди воспринимают тот или иной аспект силы, чтобы было не было проблемой интерпретировать людские восприятия для самого себя. Тем более что сестра пользуется именно этими понятиями, теми людскими, мне известными, а не какими-то своими, придуманными «на коленке». Помнит ведь это! Так почему…
— Сдаёшься? — говорю я, стоя вместе с сестрой в спальне, а голос мой звучит так, словно мы в детской.
Мать вздрагивает, отрывает лицо от своих рук, мгновенно переставая реветь. Озирается по сторонам, пытаясь понять, откуда идет звук.
— Сдаешься? — вновь говорю я, и слегка толкаю сестренку плечом, чтобы та тоже что-нибудь сказала.
— Хи-хи-хи-хи, — вместо слов издает она смех.
— Ах вы… — мгновенно высохли слезки на матеренном лице.
И она даже предприняла порыв встать, но не стала этого делать. Вместо этого выглянула за дверь в коридор, поглядела направо, налево, прислушалась, не слышен ли топот детских ножек? Не услышав его, закрыла дверь в комнату и отошла на два шага от неё. Замерла… кажется решив, что наши голоса ей приглючились.
— Мы тут.
— Где вы⁈ — чуть не плача.
— Не выйдем, пока не сдашься! — восклицает сестра звонким голосом.
А я ухмыляюсь, ведь мать уже десять раз сдалась и сказала об этом вслух, просто мы в это время были не тут. Ну и сказано это было не так, как нам надо.
— Сдаюсь… — проговорила мать.
— Обещаешь нас не водить в больницу? — продолжила сестра набивать себе цену.
— Обещаю… — понура произнесла мать на выдохе, опуская плечи, голову и даже как-то осунувшись, — Все равно уже опоздали.
— И в школу! — выдвигаю я еще одно условие.
И «разбитая горем женщина» тут же обращается в ротвейлера пред уткой. Какую еще школу? Да вы что, охренели⁈ Да я вас сейчас… где мой ремень⁈' — так и читалось на её лице, крупным шрифтом.
И я не смог сдержать улыбки, появившейся на моем лице. Сестра дернула меня за руку, как бы спрашивая «ну что там?» и я сделал стену перед нами экраном, показывающим детскую, словно бы мы стояли пред стеклянной стеной.
Стойка на слово-триггер у матери быстро прошла, но вот боевой задор, и желание нас поскорее выдрать — нет. Она отошла от двери еще на метр, и почему-то метнулась к окну. Заглянула за шторы. Где уже смотрела не раз, и одну штору с гардины уже даже сорвала — а не будь гардина зачарованной, оторвала бы и её с потолка!
Все же крепление у шторы было хорошим, гардина тоже, как и штора, а вот крепления к потолку — было швах. Но по итогу досталось все шторе — она не была зачарованной, а крючки-крепления, все же устояли пред весом и бешенным рывком, распределяя нагрузку меж собой.
За шторой нас конечно же тоже не оказалось, и в кармане с радиатором отопления тоже — мы бы туда и не поместились. Под столами тоже не было никого, под матрасами, за столами, в шкафу, вещи из которого уже валялись на полу, да и в вещах нас тоже не было. Вот совсем не было, и я не смог не улыбнутся, глядя на такую целеустремлённость. Её бы энергию, да в мирное русло!
— Сдаюсь, — вновь сказала мать, опуская плечи, и почему-то глядя на входную дверь.
А поскольку нарисованная дверь, находилась в видимой матерей области, я решил, что выходить из стены в комнату мы будем как бы через неё. Но позже.
— А что насчет школы?
— Не поведу я вас никуда, выходите, — помотала мать головой, и даже не запрятала за спиной никакой фиги, держа руки вдоль тела.
— А больница? — пискнула сестренка.
— Опоздали, не пойдем. Давайте, выходите! Не мотайте нервы матери. Вы… где вы вообще прячетесь⁈
Заводила она взглядом по комнате, и как раз в этот момент, мы и вышли, прямо у неё на глазах, из нарисованной двери, пройдя сквозь стену держась заручки.
У матери «выпала челюсть», глаза стали как блюдца, а сама она, с офигевшим в край видом подалась чуть вперед. Сестрица тут же залучилась довольством — довела человека до крайнего шока и радуется! Я — тоже улыбнулся, но не поэтому.