Прибыв на вокзал «Ван экспресс» мы убедились в том, что расписание поездов на Сиэль не изменилось, и ближайший будет только ближе к двенадцати часа — нам куковать тут еще семь часов! Пошли из вокзала на улицу, чтобы не торчать в вокзале, где можно случайно столкнутся с народом.
Ну и заодно, решили провернуть тот трюк с дверью, прикинувшись, будто мы уже дома, и просто моемся в ванной. Так себе конечно мысль, но… может хоть это поможет успокоить мать, чтобы она, хоть немножко поспала в эту ночь?
— Только ты мне поможешь. — кивнул я сестре, готовясь разыгрывать сценку.
— Это я с удовольствием — улыбнулась сестрёнка, и я достал кусок железа, что будет играть для нас, что-то вроде микрофона и динамика одновременно, передавая сестренке голос матери, чтобы она его тоже слышала, а матери голос сестры.
Ну и место для постановки аудио театра мы выбрали тоже подходящее, подальше от лишних глаз, в сквере, под деревом, за кучкой облетевших листьев, сгребенных сюда садовниками.
Глава 27
Для начала я похлопал дверьми, изобразил звук топанья маленьких ножек по полу, после чего добавил возмущения:
— Опять мы все грязные!
Сестра добавила и своего мнения:
— А уж я то какая грязная! Братик, помоешь меня?
— Не вопрос!
Звук ноже к ванную и закрытие двери туда, до того, как слегка опешившая мать успеет выскочить в коридор из спальни где сидела на полу, и рыдала, обнявшись с подушкой, той, на которой раньше чаще всего почивал её муж.
Звук льющейся из крана воды, звуки того, как мы раздеваемся, шелестя одеждой и чем-то… чавкающим, словно бы на одежде были тонны грязи — я специально развел водичкой кучку оставшейся в тайнике материи, создавая грязь и пачкая ею все на свети для убедительности. Мурлыканье сестренки под душем, что она устроила почти на весь парк, завлекая окружающих голубей, желающих подыграть своим «курлык».
— Дети… вы вернулись… — простонала мать, прижимаясь к двери, и можно даже сказать — стекая по ней, от облегчения, садясь на пол рядышком.
— Мам? Да мам! Мы тут! Все хорошо. — говорит сестренка, словно бы из-за двери.
Хотя почему словно? Она и правда говорит стенкой в ванной! Там и правда льется вода из душа. И даже и правда наша грязная одежда там валяется и там же падала она! Просто дверь стала пропускать звуки, словно её и нет! А остальное — почти что правда!
— Все хорошо, мам. Сейчас помоемся и выйдем. — говорю я, стенкой комнаты, продолжая словно бы что-то там мочить и мыть, двигая мочалкой по крашенному металлу корыта.
— Дети… — сказала мать смесью строгого голоса и голоса, которым что-то говорят при большом облегчении.
Встала с пола, подергала ручку — закрыто!
— Дети, пустите мать! — требовательно она заявила.
— Мам! Ну дай нам хоть помыться то самим! — возмутилась сестренка на это, а я словно бы прекратил её мыть, от чего она недовольно засопела.
— Дети! — почти приказала она.
— Мам! Мы грязные! В отвратном виде! Нет! — запротестовала сестра, но мать не отстала, и дергая ручку, продолжила требовать её впустить.
Сестра, тоже не хотела пускать родительницу в пустую ванную, с пустой одеждой и льющейся просто так водой. А потому — отнекивалась и даже злилась! Не желая пускать мамашу в нашу компанию в помывочную.
И поскольку у сестренки альтернативы «Все же пустить и сжалится» не было совсем и в помине, то в конечном итоге в споре победила именно она. И мать сдалась, вновь стекая по двери уже спиной, садясь подле неё, начиная тихо плакать, но уже не так, как это было до нашей постановки.
Не так горько, как плачут по потере, а так, как плачут «Ааа! Детки меня совсем не уважают! ААА! Какая я несчастная! Совсем, совсем несчастная! Меня никто не любит…».
— Потом меня реально помоешь, ладно брат? — шепнула мне в этот момент сестренка. — Я ведь и правда грязная и наверняка… пахну. — принюхалась она к самой себе, сморщила носик и скривила лицо, — как гоблин с помойки.
— Откуда ты знаешь, как они там пахнут?
— Догадываюсь!
— И считаешь что ты пахнешь именно так?
Кивок головы, и согласие: