— Именно так! Я ужасно… — пошевелила она носиком из стороны в сторону и вновь скривила лицо, — провоняла не пойми, чем, в том числе и собственным потом.
— Ты не можешь пропотеть в своем костюме. — шепнул я ей в ответ, тоже. Кривя лицо, но уже по иной причине.
— А волосы? А голова? А пыль и грязь? Я же почти уверена, что туда, в волосы, даже сквозь копья просочился свинец! Это все надо вымыть и выпутать! — проговорила она капризно требовательным тоном, и я понял, что придется помыть её «во второй раз».
Да, странно, но… голова у неё поди и правда грязная. Да и я, хоть и только после целителя, тоже, наверняка нуждаюсь в мойке. И тоже, наверняка пыльный, потный и грязный, просто… не замечаю столь малые мелочи на фоне всего.
Вот только мы рано обрадовались тому, что мать успокоилась! Это была просто передышка! И поревев всего с минуту, мать начала второй акт, начав читать нам какие-то странные морали, прямо сидя на полу. О взаимоотношениях мальчиков и девочек, и… вообще, чем-то там странном. Даже про каких-то аистов и капусту заикнулась, правда сказав, что это все не правда.
— Мам! — воскликнула сестрица, теряя терпение это все слушать, — Дай нам уже нормально помыться, а⁈ Или мы от сюда до утра… завтрашнего утра не выйдем! Вот!
— Ладно, ладно, плескайтесь. — пробормотала мать, поднимаясь с пола, и покачиваясь идя к спальне.
Где, зайдя в комнату и только коснувшись кровати, упала на неё, лицом вниз, поревела еще с пол минуты, и мирно засопела, засыпая, погружаясь в спасительный сон. Кризис миновал, а к её пробуждению, думаю, мы уже вернемся. Все же, мамка не спала уже больше суток! И должна хоть как-то отоспаться! Хотя бы часть того времени, что мы проведем в пути, должна же проспать!
Но… мать проснулась уже через пять минут, соскочила, добежала до ванной, поинтересовалась у нас:
— Дети?
И ладно мы не успели убрать «микрофон»! Так что быстро ответили, да со вздохом:
— Да мам, мы тут.
Начав тереть друг друга, а на самом деле саму ванную натертой мылом вихоткой, так как вода уже была выключена и включать её сейчас было бы глупо.
— Вы там в порядке?
— Ты спрашивала это три минуты назад. — ответила ей моя сестра, закатывая глаза, и указывая мне пальчиком на какого-то дедка с пакетом хлебных крошек, идущего кормить голубей в нашу сторону.
— Да, но… прости… — погладила мать дверь, и пошла на кухню.
Заварила себе чай — все кофе я спрятал от греха! Посмотрела на часы, метнулась собираться, как видно на работу. Остановилась, посмотрела на приставленный к тому месту где был вход в зал шкаф, подошла к двери ванной, теряя весь свой запал на сборы, поинтересовалась.
— Вы меня не выпустите, да?
— На столе в детской лежат двести тысяч. Возьми их, и забудь о работе. — сказала сестренка, жестами показывая на все приближающегося мужика, и что пора сворачиваться или кончать, третьего просто не дано.
— Двести тысяч… — опустилась у матери рука, которой она трогала дверь, как и глаза, что она опустила в пол.
Видимо, ей было сейчас непросто, осознание того, что вон там вон, лежат деньги, равносильные ценности их с мужем квартиры, на которую они копили вдвоём десять лет, и потом еще пять лет выплачивали кредит… это непросто. Осознания того, что дети могут не просто зарабатывать, а зарабатывать вот так, это… приятно! Очень! Но в тоже время, заставляет себе почувствовать ненужной — а зачем вообще нужна мать, если… все вот так?
— Мам, ты не переживай, — проговорила сестренка, прижимаясь поближе к микрофону, и словно бы выйдя из ванной-корыта и шепча у самой двери, — ты нам нужна, и мы любим тебя! Просто… не ходи на работу. Мы за тебя переживаем. Когда… когда ты охотник, тем более такой сильный, любой обычный человек в родстве… это слабость! — мать вздрогнула, так как сестра завела разговор немного не туда, сказав лишнее, — но не для нас! — попыталась она оправдаться, — Для людей, что захотят нам навредить! Они попытаются… использовать тебя. Мы переживаем, мам! — и сестра замолчала, так как дед был уже совсем близко, но что-то как-то все не начинал кормить этих несчастных голубей!
Да что ему нужно то⁈ Начал бы, их крылья и воркования нас бы напрочь заглушили! Хотя… оно мне надо⁈ Еще и звук голубиной стаи отфильтровывать от голоса сестры! А я не умею!
— Мам! Ты нужна ребенку внутри тебя! — подал голос я, так как мне ненужно говорить в слух, чтобы стены дома воспроизвели мой голос.
И мать схватилась за живот и как-то странно покраснела.
— Отец не хотел бы, чтобы ты тут убивалась!
— Да, он всегда был заботливым. — пробормотала она в ответ, продолжая не пойми чему смущаться.