— Ты меня порадовал, поэтому получаешь вознаграждение.
Что это? Он дрессировал его как собаку?
Едва за надзирателем закрылась дверь, Маркус впился зубами в хлеб.
Теперь крыса приходила каждый раз, когда на полу оказывалась миска с объедками. Съедая их без остатка и не притрагиваясь к воде, она уходила. Надзиратель радовался и за хорошее поведение давал Маркусу хлеб. По крайней мере, одной проблемой стало меньше.
Первый министр вернулся на следующий день. Изучив бледный вид мага, министр важно произнес:
— Надеюсь, вы понимаете, в чем вас обвиняют? Я обещал, что вы падете. Как видите, я всегда держу слово.
— Я не в том положении, чтобы возражать, — согласился Маркус, осознавая всю силу ненависти первого министра. Конечно, он не упустит возможность поквитаться.
— Отлично! — министр ехидно рассмеялся. — Боюсь, с этого момента ваше пребывание в стенах тюрьмы не покажется столь комфортным. Вы готовы признаться в измене?
— Если измена подразумевает под собой близкое общение с королевой, то да.
Но первого министра не устраивал такой ответ.
— Нет, — он покачал головой, — постельные утехи никого не интересуют. Вы готовы признаться, что умышленно соблазнили королеву, для того чтобы захватить власть. Что ваш коварный план подразумевал под собой свержение монарха.
— Я о таком даже не помышлял, — произнес Маркус, поймав себя на мысли, что только что подписал себе смертный приговор.
Сотни раз прокручивая в голове варианты беседы с первым министром, Маркус давал себе слово не перечить и со всем соглашаться. Но обвинение в измене с такой стороны было оскорбительным и не соответствовало истине.
— Думаю, мы сумеем доказать что это не так, — с елейной улыбкой произнес министр.
По обеим сторонам от Маркуса встали два здоровяка. На случай, чтобы он никуда не сбежал. Но бежать было некуда. Десяток стражников в камере, еще столько же снаружи и полное отсутствие магии.
— Следуйте за мной, — велел первый министр стражникам и вышел первым. Темный маг шел следом. И, черт возьми, он знал, куда его ведут.
Перед дверью, за которой его существование круто изменится, Маркус не выдержал и набросился на первого министра. Стража и даже сам первый министр не ожидали, что Маркус окажется настолько прытким. Ухватив шею министра обеими руками, маг сквозь зубы пробормотал проклятия.
— Я тебя придушу, — пообещал он, сжимая хватку.
Первый министр хрипел и краснел, но все быстро закончилось. Руки Маркуса оторвали от шеи министра. Черт, ну почему у него в этих стенах нет магии!
— Как это низко и подло, — прокашлявшись и поправив воротник, первый министр изо всех силы врезал Маркусу по лицу.
Что ж, вполне ожидаемо. Почувствовав во рту вкус крови, темный маг не на шутку взбесился, но стражники крепко держали руки, оставляя его практически беззащитным.
— Я отомщу, — сквозь зубы пообещал первый министр, и Маркуса втащили следом за ним в комнату.
Глава 17
Элеонора пожалела, что избавилась от темного мага ровно в ту минуту, когда его увела стража. Она уже было хотела вернуть мага обратно, но вмешался первый министр. Своими разговорами и поразительной осведомленностью он напугал Элеонору. Королева, конечно, и вида не подала, что напугана, но в ту же минуту напрочь забыла о Маркусе.
— Ваши отношения с темным магом за гранью моего понимания. Думаю, вы и сами уже жалеете, — нашептывал первый министр. — Все королевство в курсе. Более того, соседи тоже. Бедный принц Генрих. Не потому ли он покинул наши пределы.
Первый министр наигранно приложил ладонь к сердцу.
Элеонора ничего не знала о принце Генрихе и решила, что принц отбыл из-за слухов о ее величестве. Спрашивать у окружения было ниже королевского достоинства, поэтому Элеонора довольствовалась недостоверными фактами, представленными первым министром.
Выйдя на дворцовую площадь, королева поразилась многолюдностью.
Гвардейцев, марширующих в это время, не было, вместо них на площади толпился народ.
— Боже, храни королеву! — раздалось со всех сторон, едва Элеонора ступила на площадь.
Простолюдины кинулись на землю, а затем поднялись и под ноги королевы полетели зерна пшеницы. Неслыханная дань уважения. Элеонора смотрела и не понимала, чем заслужила такую любовь собственного народа. Не Лины ли заслуга?
— Вы такая красивая, ваше величество! — восхитилась крестьянка, и Элеонора впервые была поражена до глубины души, потому как ее слова звучали искренне.