Кукла.
Кукла
Хороша Ульяна была. Не девка — загляденье! Высокая, статная, косища толщиной с руку. А уж на лицо красавица, каких поискать. Ну и, конечно, на абы кого не смотрела. В женихи выбрала самого красивого парня, Павла. Правда, не со своей, а с соседней деревни.
Поговаривали кумушки, что в Павла в его родной деревне-то была одна девица влюблена, Настасья. И хоть молодец ей взаимностью не отвечал, но она всё одно мечтала, что сможет его под венец свести.
Ну, то толки, кто ж на них внимание обращает? Вот и Ульяна значения не придала. Мало ли, кто в кого влюблён. Не муж, в конце концов! Семью, чай, не разбивает.
Ко времени сыграли Уля с Павлом свадьбу. Без шика, без многолюдства. Самые родные, почитай, и были. Идёт застолье, жена с мужем рука об руку, целуются, милуются, в глазах счастье светится.
Веселятся, по сторонам не глядят, — да и чего смотреть на сторону, когда самое желанное перед тобой сидит!
А на сторону-то меж тем и поглядеть бы! Чуть поодаль, за огородом заброшенным да бурьяном поросшим, у дерева девка стояла. Платок чёрный на голове, глазами сощуренными смотрит, а из них злоба лютая льётся. Стоит, не шелохнётся, только губами что-то нашёптывает…
Порешили на свадьбе, что жить будут у невесты. Незачем лихо будить, коли в деревне жениха на него другая виды имела.
Идут месяцы, молодые не намилуются. И всё-то у них хорошо, всё ладно. Вскоре Ульяна понесла. Да только не смогла ребёночка выносить, на небольшом сроке потеряла. Малость погоревали, да ведь молоды ещё, какое их время — всё впереди. Ещё успеют и не одного народить. Главное, что в семье мир да согласие.
Следующая беременность, впрочем, закончилась так же. И последующая тоже. Вползло в молодую семью юркой змеёй разногласие и несчастье.
Ульяна с горя осунулась, на мужа не глядит, думает, что он её винит, что деток ему родить не может. Да и как не думать, если свекровь нет-нет, да и обронит словцо, что «ой как внучат хочется», да что Павлуша её родненький такой молодой да статный, что ему полноценная семья с детками нужна.
Молчит Уля, ночами подушка от слёз мокрая. Хоть и ни словом Павел её не попрекнул, не обвинил, а всё ж думается, что во взгляде укор есть.
— Ну хватит, Уля! — строго сказал Павел. — Полно тебе на слова матери моей внимание обращать! Ты со мной живёшь, а не с ней! Есть у нас дети или нет, я тебя всё одно люблю, как и раньше!
— Ох, Павлуша, — отвечала Уля, — ты посмотри, как на меня соседи смотрят. Словно я проклятая!
— Дурёха ты, а не проклятая! — улыбнулся Павел. — Нашла, на кого равняться. На кумушек да сплетниц местных! — сказал и обнял жену любимую.
День к вечеру клонится. Сунулась Ульяна, а в доме воды ни капли нет. Взяла ведро, пошла к колодцу. Крутится вал, поскрипывает, цепь наматывает. Вот уж и ведёрко показалось, как вдруг из-за спины голос скрипучий:
— Исхудала ты, погляжу, девка! Горе давит да душу выматывает?
От неожиданности Уля рукоять отпустила, и ведро с грохотом вниз полетело.
Стоит позади бабка Анисья. Платок чёрный по самые брови натянут. Глазки-буравчики смотрят не мигая, словно все внутренности видят.
Не любили Анисью в деревне. Боялись её. Ведьмой чёрной слыла. Из дому выходила она очень редко, и, хоть соседям зла не творила, встреча с ней на улице была неприятным событием. А уж если во двор к кому зашла, то жди покойника. Словно чуяла она смерть. А как смерть случится, то в сам дом заходит да к гробу прямиком. Над мёртвым склонится да шепчет что-то, и никто ей слова не скажет поперёк — боятся.
— Ох, бабушка, напугала до смерти! — выпалила Ульяна.
— А нечего смерти пугаться тому, у кого она за домом закопана.
Вытаращила глаза Уля.
— Что ж ты такое говоришь, бабка Анисья?! Мне и так жизнь не мила, а ещё ты подначиваешь, — села Ульяна на лавку подле колодца, лицо руками закрыла и навзрыд заревела.
Бабка Анисья рядом присела:
— Не подначиваю, а правду говорю. Ты, когда замуж выходила, знала, что на Пашку твоего Настасья метит?
— Знала, — тихо ответила девушка и уставилась на бабку.
— Ну так а чего ж теперь ночами думаешь, в чём перед Господом провинилась, что он тебе деток не даёт? Не перед Богом вина твоя, а девка та, у которой ты Пашку-то отбила, на тебя заклятье-то и скинула.