– Нет, – сказал он.
– Но, кажется, вам он показался знакомым?
– Я сказал, нет.
– Простите. Мой господин ищет кого-нибудь, кто сможет починить вышедший из строя механизм. Вам щедро заплатят и всё пройдёт в условиях полной…
Мастер закрыл дверь и так и не услышал, о каких условиях шла речь.
Когда он поднимался на второй этаж, хозяйка крикнула, что впредь не будет уведомлять его о гостях, за что Мастер только поблагодарил.
Вновь отгородившись от вдовьего любопытства простыней, он сел напротив шкафа. И хоть глаза смотрели на бюст совершенно другого существа, перед разумом застыл образ автоматона, что стоял над ним в обвисшем костюме стражника с лицом, перепачканным кровью и неживым холодным взглядом. Конечно, он узнал рисунок, и даже больше – по рисунку он точно понял, что в тот миг происходило с его первым автоматоном с семью степенями свободы.
Мастер, на свою беду, установил ротор для завода механизма в доступном для самого автоматона месте. Таким образом он обрёл если не независимость в полном смысле, то определённую её часть, достаточную для того, чтобы существовать активно ровно столько, насколько хватит прочности ротора. Тут-то и проблема. Деталь износилась, видима, пуля также задела механическое сердце, а то теперь грозило выйти из строя. Автоматон, скорее всего, выключался раньше ожидаемого. Новому хозяину, - если он у него вообще есть, — это не понравилось, и он ищет того, кто сможет починить механизм. Что ж, думал старик, удачи ему в этом, ведь не сыскать в мире второго такого Мастера. На этой мысли он вернулся в день сегодняшний. Пробежал взглядом по новому автоматону, замер, глядя на лицо. Зажёг лампу и приблизился вплотную к лицу своего нового детища. Впервые в глазах автоматона появился прищур, пусть и образованный смещением тончайших мембран по краям глаз, уголки губ чуть подтянулись вверх. Прежде чем автоматон погрузился в сон, он был счастлив. Она была счастлива, подумал старик, ведь теперь, когда Мастер различил на лице полный спектр заложенных эмоций, он ощутил, что перед ним не просто механизм, а личность – в пределах, им же обозначенных.
За тайной работой над новым автоматоном пролетело лето. Первые ноты осени звучали хрустальными каплями по подоконнику, листья тихо спускались по воздушным ступеням и укладывались рыжеватой ковровой дорожкой для белой госпожи, что уже глядела на этот далёкий край из-за ближайших гор, но пока безразлично, без любопытства. Зато весь городок кипел любопытством. Особенно после того, как бродячий торговец обувью сказал, что по пути ему встретился настоящий караван, замерший в поле. То был стоянка бродячего цирка. Торговец заверил, что цирк двигался в сторону приграничного городка. Суета, что до сих пор гудела под рёбрами у самых мнительных, захлестнула с головой даже самых стойких. Все стали выискивать костюмы, в которых не стыдно показаться под цветастыми шатрами, в которых не стыдно пройти мимо лавок с лекарствами от всех болезней, клеток с уродцами, мимо птичьих жёрдочек, мимо чёрных глаз гадалок.
А Мастер всё корпел над автоматоном. Что-то не ладилось. Не хватало чего-то совсем крохотного, но важного. Без этой детали движения автоматона не могли слиться в одно непрерывное па. Плавное и безукоризненное движение никак не удавалось существу с механическим нутром. Несмотря на женскую наружность, автоматон двигался топорно, вычурно, неловко. В любом неуклюжем жесте годовалого ребёнка было больше грации.
В памяти старика всплывали далёкие образы, в руках мерещились призрачные шестерёнки его первого полноценного автоматона. Он создал её по его образу и подобию, но лучше, совершеннее, однако что-то упустил. Какую-то важную деталь, что отличала её от него. Старик бродил по улицам, не замечая приготовлений к приезду цирка. Он часами ходил по лавкам старьёвщиков в надежде наткнуться на что-нибудь, что выведет на след той крохотной, но самой важной детали. Но среди пыльных витрин, среди покрытых паутиной примитивных механизмов, заводных кукол, замерших в какой-то далёкий миг часов, навсегда замолчавших шкатулок с крохотными балеринами с отломанными руками не было того, что он искал. Кроме забвения, но старик верил, что его время еще не пришло.
Во время одной из таких прогулок старика выбили из лабиринта воспоминаний и догадок ударом в плечо.
– Извини, старик! – бросил человек и побежал дальше по улице.
Мастер потёр старое плечо. Боль стала для него настоящим откровением, ведь последние месяцы он жил в мире механических грёз, что никак не воплощались в явь. В этом иллюзорном забытьи он спрятался, точно в коконе, отгородился от всех и вся, а потому не сразу понял, к чему такая спешка в этом захолустье.