– Да, именно так я и думаю.
– А сейчас оно закрыто?
– Да.
Быстрова сделала паузу, необходимую ей для того, чтобы собраться с мыслями, потом заговорила:
– Когда я обнаружила пропажу, то сразу бросилась к двери во дворик, посчитала, что преступник через нее ушел, но она оказалась закрыта на защелку. А вот окно не догадалась посмотреть. Но если оно было открыто, то вечером его закрыли, либо уборщица, либо охранник.
– Это можно проверить, спросив у охранника и уборщицы. Я могу задать им по этому поводу вопрос?
– Разумеется.
– Все, спасибо, жду поваров, – проговорил я и нажал на кнопку отбоя связи.
Спустя минут десять в дверь постучали, и вошла первая повариха. Ею оказалась невысокая женщина лет под пятьдесят, та самая, что, увидев меня в окно столовой, испугалась и отпрянула. Одета все в тот же белый халат и поварской колпак. Губы пухлые, будто вывернуты наизнанку. Голова крупная, нижняя часть лица, включая нос, вытянута вперед, глаза раскосые, густые брови, узкий лоб. Всем своим обликом повариха напоминала гротескную старуху Шапокляк, как если бы это была кукла из тех, что надевают на себя расхаживающие по улицам зазывалы в кафе и рестораны, спамеры и прочий люд, рекламирующий всякого рода товар.
– Здравствуйте, – проговорила женщина противным писклявым голосом.
Нет, рекламировать какой-либо товар я бы ей не доверил – всех потенциальных покупателей таким голосом распугает.
– День добрый! Проходите, садитесь, – предложил я, хотя повариха и без моего приглашения уже по-хозяйски отодвинула от стола заседаний стул и села не него. – Меня зовут Игорь Степанович. А вас как?
– Анастасия Викторовна, – назвалась повариха и вытерла всей пятерней мокрое лицо. Очевидно, в кухне было жарковато, и женщина взопрела. – Что же вы, Игорь Степанович, пугаете женщин, – заныла она. – Я думала, вор какой к нам залез. А то тут у нас в последнее время воришка завелся. Вон у Натальи Александровны что-то украли.
– Извините, я не хотел вас пугать, – смутился я и удивленно спросил: – А вы разве не знаете, что именно украли в детском саду?
– Не знаю, – тоном причитающей старухи, проговорила Анастасия Викторовна. – Заведующая сказала нам, будто украли ценные вещи, а какие именно, не сообщила.
«В общем-то, правильно, что Быстрова не распространяется насчет предметов, украденных из кабинета, и их стоимости, – отметил я про себя. – Чем меньше людей будут знать об этом, тем меньше будет кривотолков, да и Варламова от слухов Наталья Александровна оградит».
– У меня к вам несколько вопросов, Анастасия Викторовна, – проговорил я, не зная, как перейти к главной части нашей беседы. – Но вы вправе не отвечать на них. Я не следователь, а частное лицо и не имею права вас допрашивать. А вопросы у меня есть каверзные.
– А-а, спрашивайте, о чем хотите, – беспечным тоном пропищала повариха. – Я женщина честная, мне скрывать нечего, отвечу на все интересующие вас вопросы. Это во-первых, а во-вторых, Наталья Александровна сказала, чтобы мы все говорили с вами откровенно, без гонору. А она у нас заведующая, женщина строгая, в коллективе царь и бог, так что прикажет кукарекать, будем кукарекать.
– Правда? – произнес я, весьма довольный такой постановкой вопроса. – Тогда беседа у нас получится. Что ж, начнем?
Повариха сделала игривое движение бровями:
– Я вас внимательно слушаю.
– Скажите, пожалуйста, – произнес я чарующим голосом. – Вчера утром выходил кто-нибудь из поваров между десятью часами и десятью часами пятьюдесятью минутами из кухни на улицу?
Женщина замахала руками так, что ее висюльки-сережки в слегка оттянутых долгим ношением украшений мочках запрыгали.
– Что вы, что вы! – воскликнула она. – Нам не до прогулок. У нас с половины девятого до половины десятого утра в детском саду завтрак. Мы по очереди кормим детские группы. Потом убираем, моем посуду и готовимся к обеду. Нет времени даже присесть, не то что выйти.
– А вы подумайте, – стал настаивать я сладким голосом демона-искусителя, пытающегося заполучить душу смертной. – Вдруг кто-то из вас троих вышел на пару минут, скажем, в туалет или покурить, а вы просто забыли…
Не хотела повариха продавать свою душу диаволу и скрестила руки на груди, что наверняка означало: путь в душу закрыт.
– Мы не курим, это раз. Я старшая столовой, и никто без моего ведома не может покинуть не только столовую, а даже кухню, это два.