И зажатый в стальных тисках хватки немаленького Гриши, гипнолог засеменил, спотыкаясь через каждые два шага, к выходу из кабинета.
Хан же выбросил из головы раздражение на своего недавнего собеседника, в ближайшие полчаса ему доходчиво объяснят правила поведения в приличном обществе. Без членовредительства, но все равно самым нервирующим способом.
А сейчас пора сосредоточиться на обдумывании полученной информации. Значит, все-таки не гипноз…
Но тогда как, черт бы его подрал? Новые наркотики? Неизвестные ранее психотропы? Подкуп и шантаж? С трудом верится в любую из этих версий, а других в голову не приходит. Все это так странно, а странности Хан очень не любил. И теперь даже идея использовать этого таинственного Секирина в «Бойне» уже не казалась ему такой удачной, но отступать было поздно, слишком многое стояло на кону. Ему нужен был Дальний Восток, и проклятый медиум в этом должен был посодействовать…
Вторая ночь оказалась гораздо продуктивнее первой, ведь я за нее успел сделать почти вдвое большее количество марионеток. Теперь под моим контролем находилось двадцать четыре послушных преданных зомби, половина из которых продолжала свою бандитскую жизнь, являясь кем-то (чем-то?) вроде агентов глубокого внедрения. Удалось даже поймать нескольких представителей из других группировок, а не только бывших Штырёвских.
И это, похоже, если был не мой предел, то где-то близко к нему. Больше трупов я бы вряд ли сумел поднять, потому что когда в твоем мозгу гнездится почти четверть сотни маленьких осколков чужих псевдосознаний, транслирующих в мозг сонмы ощущений, воспоминаний и тонны иной информации, которой я даже не могу подобрать названия, то впечатления от этого всего остаются очень специфические.
Когда их было с десяток, то чувствовалось это просто слегка необычно, будто ты раздвинул границы своего разума. Но теперь я себя ощущаю, как человек, застрявший в своем сновидении. Знаете это ощущение, когда спишь, и пытаешься во сне читать текст, а он идет как-то туго, словно салями через мясорубку? И вроде буквы знакомые, и даже целые слова удается вычленять, но ты напрягаешь свой разум до звона в ушах, а все равно не можешь полноценно охватить смысл написанного, и уже через секунду, как только переходишь к новому слову, сразу забываешь предыдущее.
Вот нечто похожее я испытывал и сейчас, пытаясь осмыслять весь тот поток образов, что шли ко мне от моих трупов. Так что я был вынужден искать на интуитивном уровне способ ограничить этот информационный напор, пока он не вскипятил мне серое вещество. Похоже, здесь тоже требуется длительные тренировки, потому что ни о какой легионерской синхронности и слаженности в таком состоянии речи идти не может.
Вскоре мною обнаружился еще один весомый минус, который я упустил из виду ранее. Теперь я не могу находиться вместе со своим отрядом за городом, потому что связь с моими агентами не дотянется на такое расстояние. А как себя поведут мертвецы без моего заботливого и ненавязчивого контроля и как надолго им хватит того резерва Силы, что я щедро вливаю в них, я как-то не берусь предполагать. И проверять вовсе не хотелось… хотя нет, вру, очень даже хотелось. Я бы сказал, что просто сгорал от любопытства, но обстоятельства пока не располагали. Каждый мой боец был на счету, и мог сыграть решающую роль в моей задумке.
Жаль только, что все мои легионеры при жизни были лишь мелкими исполнителями, которым доверяли только тот информационный минимум, который был необходим им для выполнения поставленных задач. Мне бы рыбку покрупнее поймать в свои сети, ух! Я б тогда навел такого шороху, что забыли бы напрочь и обо мне, и об Алине, пытаясь разобраться в своей бандитской междоусобице.
Но чего нет, того нет. И охотиться за мелкими главарям особого смысла тоже не вижу. Зачем мне лишний раз рисковать и вызывать подозрения, в надежде зацепить какого-нибудь криминального воротилу средней руки, если я точно знаю, что сам Хан будет присутствовать на «Бойне»?
Пребывая в размышлениях, я снова вернулся к обмозговыванию попытки ребят Сухова взять меня на выходе с вечеринки. Что это было? И зачем? Могу ли я об это спросить у Дамира? Знает ли он, а если знает, то станет ли мне отвечать? Впрочем, незачем гадать, если можно позвонить.
В мгновение ока телефонная трубка оказалась возле уха.
— Да, слушаю. — Раздался в динамике хорошо знакомый голос, который я, если честно, очень рад был услышать после всего, что мне пришлось пережить за эти дни.
— Дамир, ну здравствуй!