Слепо щурюсь на свет. Слишком ярко для меня, но приемлемо для гостей – их искусственные глаза не чета моим, сразу подстраиваются под изменения. Гладкий паркет холодит стопы и пальцы ног. Искусственно приклеенная на лицо улыбка – почти гримаса – расплывается на лице, а я все еще почти ничего не вижу. Наверное, было бы изумительно получить биомеханическое тело, жить долго и почти счастливо, но тогда все, что я делаю, потеряет любую ценность. Они ведь собрались посмотреть на живого человека, а не на одну из себе подобных. Так же как раньше ходили в музеи, поглядеть на картины или статуи.
– Наша Бабочка не просто человек, – начинает обычное вступление Для-Друзей-Бри, – она полностью натуральна, дамы и господа! Кто хочет удостовериться, пожалуйста! Сертификат и все нужные справки находятся у меня! И сейчас она покажет нам способности живого организма! Помните, в ней нет ни одной искусственной части!
Широкий взмах в мою сторону, кончики металлических пальцев блестят на свету. Наверное, со стороны красиво, но в этот момент я почти его ненавижу. Он продает меня, или я продаюсь сама, не важно. Мы оба участвуем в спектакле, к которому я так и не смогла привыкнуть.
Торговать собой – это искусство?
Все вокруг стихает. Не обычное спокойствие людей, нет. Я помню его, теплое, наполненное движениями и шорохами. Звоном бокалов, несмелыми ерзаниями, попытками незаметно переступить с ноги на ногу, чтобы было удобнее. Сейчас это именно неживое присутствие тех, кто некогда были людьми. Всего-то и осталось, что комочки плоти, скрытые крепкими металлическими оболочками и синтезированным телом. В той, другой, жизни мой бывший психоаналитик, наверное, сказал бы, что я завидую. И я завидую. Очень.
Делаю первый шаг. Мышцы напряжены почти до боли, так, что тело напоминает натянутую струну. Держаться ровнее, тянуть носки – вот то, что шепчет голос в моей голове. Конечно, любой здесь будет только рад моему промаху, это же покажет, насколько я человек. Но у меня еще осталась гордость. И силы, чтобы все это вынести.
Шаг.
Шаг.
Партер.
Спину выгнуть, грудь вперед.
Изогнуться в «кошку» и перекатиться на спину без паузы.
Ноги выше и шире, чтобы было лучше видно – здесь платят за зрелищность.
Кувырок назад.
Шпагат.
Приклеенная улыбка.
Я танцую, прогнав все мысли из головы.
Есть только движения – повороты, фуэте, партеры, шпагаты. Демонстрация моего, пусть и не такого совершенного, как у окружающих, но все же живого тела. Наверное, в этот момент я по-настоящему счастлива. Не помню ни дочери, которая заперта в теле андроида, ни мужа, умершего три года назад, ни потерянных сразу с его гибелью денег. У меня нет времени сожалеть и жаловаться. Это хорошо, как любой момент забытья. И как любой момент забытья – временно. Ровно до первых аплодисментов, неживых, механических, ведь мозг еще помнит, имитируя обычную человеческую деятельность даже в искусственных телах. Эти звуки пробуждают меня.
Поклон.
Все та же искусственная улыбка.
– Улыбайся давай, – бормочет мне на ухо Для-Друзей-Бри, – и бегом одеваться. Тебя на эту ночь купили.
А все, о чем я могу думать – это сколько денег мне от этого перепадет...
***
Завод в шкатулке давно окончился, и тишина давит. Все еще думаю, что она может слышать – ведь открывает же глаза? Поэтому трогаю ключ, обновляя завод механизма. Пространство снова наполняют тренькающие звуки. Они отражаются от кафеля на стенах, резонируя в пустом пространстве, создавая небольшое эхо.
– Я почти достала деньги, – сообщаю.
Так хочется погладить ее по щеке, выразить свою любовь и привязанность, но делать это боязно. Во-первых, я могу нарушить что-то в балансе, и тело упадет. Во-вторых, она попросту не почувствует. Поэтому молча смотрю на багрово-красное сияние из под ресниц. И почему-то размышляю о том, закрывала ли она глаза в последний раз, когда я приходила? Сердце сжимается от страха, и паника, густая и ледяная, как морская вода, поднимается из самых глубин души, холодя пальцы рук и ног. Пульс учащается, а на коже выступает пот, противный и липкий. И когда я уже на грани полустона-полукрика, ее ресницы дрожат, а веки смыкаются.
– Еще совсем чуть-чуть, – шепчу, потому что боюсь сорваться. – Мне нужно отойти, буквально на минутку...
Выбегаю из комнаты, аккуратно прикрывая за собой дверь, и падаю на пол, заходясь рыданиями. Я ведь на какую-то секунду поверила в её полную смерть.
И была рада.
Ох, Господи, Боже...
***
– Вика, тебе уже сорок, ты имеешь полное право подать прошение на простейшее кибер-тело.
Ему больше ста двадцати, но на вид мой собеседник намного моложе. Конечно, он мог бы выбрать какую-то экзотику, но то, как он выглядит сейчас, целиком и полностью повторяет его внешность в тридцать лет. Те же темные волосы, карие глаза со смешинкой, морщинки и даже небольшой шрам на лбу. Все синтетическое, естественно. Ну и, конечно, самая последняя модификация тела, куда же без этого. Андрей Ефимцев – директор «БиоТекнолоджик». Положение, как говорится, обязывает.