Снова кто-то плетётся к регистратуре с забинтованной ногой; костыли цокают по кафелю.
- Цок-цок…
- Цок-цок!
Какой глупый разговор.
Каталка с Баркасом скрывается за углом, а на Выша налетает круглая женщина с красными волосами. Женщине лет пятьдесят, не меньше. Её лицо вымазано косметикой, а на нём так много морщин, что женщина похожа на смятую бумажку.
- Воняет! – кричит она. – Фу, ты пожар тушил, што?
Выш отталкивает её и морщится, не в силах скрыть отвращение. Её зловонный запах, запах дешёвой зубной пасты, чёрного хлеба и запах больного дыхания, запах изо рта, бросается ему в нос.
- Больной, што? – фыркает она. – А, ну, погоди…
На ней – серая кофта, чёрная юбка и чёрные колготки. Она будто забывает всё и клонит голову, размалёванные губы опускаются, и женщина теперь похожа на грустного клоуна.
- А у меня рак, - говорит она. – Третья стадия, понял? Через недельку вспомни, что говорил с покойницей. Так-то!
Гордо подняв голову, она уходит.
- Как он?
Диана сегодня очень хороша, и Выш, конечно, волнуется о друге, но уже вспоминает её обнажённое тело в туалете бара. Диана сегодня улыбчива, серьёзна и самоуверенна. Она снимает перчатки, они хлопают, сползая с её тонких изящных кистей. Она убирает маску с лица на тонкую шею. Миндалевидные глаза ядовитой зеленью смотрят на Выша.
- А, сыщик! – кивает она. – Тут уже все шепчутся о ночном салюте. Пух!
Она делает этот звук губами, и Выш смотрит, как они раскрываются, как они блестят, и удивляется, какие они, должно быть, нежные и мягкие.
- Твой друг будет жить, но нужен контроль. Ему повезло - пара миллиметров, и пришлось бы резать лёгкое!
Она держит в руках резиновые перчатки. Эти перчатки – они трогали чьи-то болезни, они, возможно, только что были в крови, или чьём-то гное, думает Выш, и морщится.
- Пуля раздробила кость на ноге, поэтому твоему другу какое-то время нужна будет колясочка. Ну и…
Она пожимает плечами, мол, ничего уже не сделаешь…
- … наверное, до конца дней своих будет ходить с тросточкой.
Выш кивает. Он не может сдержать возбуждения. Он переживает за Баркаса, но рядом стоит Диана – такая уверенная, бесстрашная, только с операции, где на её глазах умирал человек…
Заметка от шестого мая две тысячи седьмого года. Врач, оперировавший пациента, скончался прямо во время операции. Тромб.
- Эй, сыщик! Ты решился сфотографировать меня?
Она улыбается и машет перед его носом перчатками. Выш опускает глаза. Он не может сказать ей, что боится, что не сдержится и предаст семью.
Её тело – застывшая магма. Как стекло гладкое, но хаотичное, как поток раскалённой лавы.
- Ну, ладно…
Её глаза округляются. Диана смотрит поверх его плеча. Выш оборачивается и видит, что в открытую дверь больницы с очередным посетителем вбегает бездомный пёс. Он очень худой, он покрыт колючками, с боков свисает грязь, а глаза подёрнуты мутной пеленой.
- Эй! – кричит Диана. – Дружок, а ты далеко?
Люди прижимаются к стенам, Выш морщится и сильнее натягивает перчатки, прижимает ладонь к лицу. А Диана садится перед псом, что-то говорит ему и показывает на дверь. Она качает головой, её пепельные волосы, уложенные на одну сторону, блестят в свете ламп.
Пёс разворачивается и уходит. Диана возвращается.
- Впечатляет, - говорит Выш. – что ты ему сказала?
- Что здесь умирают люди, но не животные, - улыбается Диана.
Выш бледнеет, она смеётся.
- Ты не любишь животных?
Он кивает и медленно говорит, глядя на дверь:
- Они грязные, от них плохо пахнет, они носят на шерсти кучи болезней, они спят в сточных канавах, - его губы подрагивают, и он спрашивает, чтобы отвлечься: - Как Полина?
- Ей хуже, - лицо Дианы хмурится.
Вышу становится легче. Она любит шутить о смерти, но реальные смерти, не шуточные, трогают её так же, как и обычного человека. Она смотрит на перчатки и выкидывает их в урну.
- Серьёзная операция? – спрашивает Выш и кивает на урну, в которой лежат перчатки, похожие на бледных моллюсков.
- Массаж простаты одному богатенькому дяде. Ничего необычного, - пожимает плечами Диана.
3
В кабинете пусто. В кабинете не пахнет сигаретами, но Выш по привычке открывает окно, включает ультрафиолетовую лампу, освежитель воздуха, увлажнитель воздуха и пульсационный антибак. За пустым столом Баркаса лишь одинокая фотография его дочерей в рамке. Выш смотрит на них, стоя у окна. Красивые девчонки. Как их там? Мила и вторая, вроде бы Маша… Они улыбчивые и похожи на самого Баркаса. Михаила Олеговича.
Выш качает головой и думает, что стал очень сентиментальным. Они так давно с Баркасом… лет шесть… что Вышу уже не хватает его бурчанья, жалоб на Зинку, на отсутствие секса. Ему не хватает его вечного рытья в столе, в бесконечных бумагах, которые он накопил ещё работая в полиции. Баркас частенько не мог отыскать тот или иной «протокольчик», и Выш шутил, что в верхнем ящике стола Баркасу следует сделать маленькую квартирку.