- Откуда этот шрам?
Она лежит рядом, на животе, подогнув ногу. Они обнажены, и холодный палец, стеклянный ноготь, проводит по шраму.
- Операция, в детстве, - говорит Выш.
Ему хорошо. Ему хочется плакать по родным, ему хочется любить Диану весь день.
Он смотрит в потолок, где от извивающихся штор ложится тень. Тень, которая тоже извивается и ползает над ними.
- Я никогда не видела таких шрамов. Врач был бездарь? Сраный олух?
- Врач был самый лучший. Если бы не он, я бы умер.
Диана подбирается ближе. Она гладит рельеф его пресса, крепкую грудь. Она трётся о него, как змея и будто вот-вот обовьёт тело и задушит.
- Что же? – простой вопрос.
- Я родился не один, - говорит Выш. – У меня был брат.
Диана застывает.
- Постой. Сиамский близнец? Господи…
Она прикусывает губу, но глаза всё ещё широко открыты и дрожат от удивления.
- Операция прошла успешно, я бы не смог жить с ним. Он уродовал меня, так говорили все, а без него я стал нормальным. Так говорили все. Нормальным, - то есть, как они.
Выш думает над этим, выпятив подбородок, и на ум ему приходит мысль, что нормальность – весьма растяжимое понятие.
- Если бы, вдруг, признали, что рука из задницы – это неплохо и нормально, нам бы всем пришили по экземпляру.
Диана прижимается к нему.
- И что с ним стало? Он не выжил?
- Не выжил, - говорит Выш.
И вспоминает Копира, и чувствует, что Копир здесь, пульсирует в шраме. И ему весело, этому обрубку, этому сукину сыну, который выжил чудом и стал Богом, потому что просто захотел этого.
«Сахарные человечки на связи. Сахарные человечки выходят из дому, чтобы попытаться умереть».
5
Раз, два. Раз, два.
Она дышит, она делает ежедневное упражнение. Оно помогает сохранить мышцы живота в форме, а вагину - эластичной и упругой.
Раз, два. Раз, два.
Сегодня денег вышло много. И это хорошо, потому что с закрытием борделя ей стало совсем скучно. Эти Аня и Лера без конца твердят о том, что все умрут. Они остались одни в этом дурацком особняке! Ну и пусть, они никогда ей не нравились.
Раз, два. Раз, два.
Сегодня у неё было три мужчины, которые имели её по очереди и все разом. За съёмку процесса они заплатили втрое больше. Она кладёт деньги на счёт. Когда всё пойдёт по… Доминика уедет в какую-нибудь жаркую страну. Только теперь ей это ни к чему, ведь она – домохозяйка.
Доминика режет мясо.
Раз, два.
Она варит вкусный борщ, как ОН любит. Бульон, мясо должно таять во рту. Бульон – целая луковица, целая морковь. Потом Доминика их вытащит, когда они отдадут бульону свои соки и вкус.
Раз, два.
Она режет капусту. Шинкует её, подпевает телевизору в этой большой просторной кухне. Соседи снова сверлят стены. Изумительно.
Вчера она послала Полине цветы. И позавчера, и позапозавчера… Доминика думает, что назавтра нужно заказать самый пышный и красивый букет. Врачи говорят, что ставят эти букеты около кровати Полины. Доминика любит Полину. Ей нравится её лёгкое отношение к сексу, к жизни, к людям. Это новая доброта. Доброта двадцать первого века, где каждый человек принадлежит только себе, и все уважают такую свободу, и все, каждый, верит в эту свободу и придерживается этой свободы! Она искренне любит Полину. Миша оплатит роскошный букет, а потом спросит, как там здоровье этой самой подруги, которая попала в аварию…
Миша весь в работе, в бизнесе, в разборках. Ему некогда вникать в жизнь Доминики, в жизнь простой домохозяйки… Поэтому Доминика всё ближе и ближе подходит к острому лезвию, всё глубже пытается засунуть ручку в зубастую пасть спящего льва. Адреналин шибёт в голову покрепче оргазмов. Это кайф.
«Почта!».
Этот забавный сыщик просил проверить почту мужа. Доминика кладёт дорогой острый нож на коричневую разделочную доску. Она вытирает руки, она идёт через гостиную, через комнату четырнадцатилетнего сына в комнату, где они с мужем каждую ночь занимаются сексом. Эта миссионерская поза на три минуты. Эти три минуты, когда он дышит сначала ровно и громко, потом ещё громче, но чаще. Он кончает в неё, мечтая о втором ребёнке. Он мечтает о девочке. Он не знает, что Доминика давно поставила спираль.
Их комната – классическая комната мужа и жены, проживших вместе пятнадцать лет. Большая кровать, напротив висит телевизор, прикрученный к стене. Справа и слева от кровати – тумбочки. На тумбочке Доминики – свадебная фотография. Она на ней немного худее, хотя и сейчас не толстая. На тумбочке Миши – фотография его офиса, и его самого за столом в этом офисе.