Мог как раз накрывала чайник красным вязаным чехлом, когда они услышали, как по лестнице в подвал спускается Энни. И Бэлль, и Мог вздрогнули, как будто их поймали за чем-то недозволенным.
— Все в порядке, я не кусаюсь, — успокоила их Энни усталым голосом. — Чашечка чая будет как раз кстати. Я как выжатый лимон.
Бэлль поспешила достать из буфета еще одну чашку и блюдце.
— Наш бордель сегодня открыт? — осторожно поинтересовалась Мог.
Энни села и задумалась на пару секунд.
— Нет, думаю, сегодня мы работать не будем — из уважения к памяти Милли. Она была хорошей девушкой. Нам всем будет ее не хватать.
— А как же ее родители? — спросила Мог. — Я знаю, у Милли была семья. Кто скажет им о ее смерти?
Бэлль отметила резкий тон Мог и почувствовала, что той есть что сказать Энни, поэтому девочка взяла свою чашку и направилась к мягкому креслу, стоящему у плиты, чтобы женщины могли поговорить.
— Только не я. Наверное, обо всем сообщит полиция, — ответила Энни, и впервые в ее голосе послышалась неуверенность. — Неужели они расскажут правду о том, почему и как она умерла? Услышать подобное — настоящий ужас для матери!
— Это верно, — согласилась Мог.
Сейчас, когда Бэлль поняла, кем была Милли, и осознала, что ее мать зарабатывает на подобных ей девушках, девочку несколько удивляло одно обстоятельство: Энни беспокоилась о том, что скажут родственники Милли.
— Может быть, ты напишешь им пару слов? — спросила Энни у Мог.
— Даже если бы я знала, где они живут, разве их утешишь словами? — грустно произнесла та, и Бэлль заметила, как по ее щеке катится слеза. — Как-то я писала письмо для Милли, когда она только начала здесь работать. Приврала, что она моя домработница и вообще хорошая девушка. Милли умоляла меня написать ее матери, чтобы та не волновалась. Сама-то девушка была неграмотной. Но мать Милли ничего не ответила. Милли твердила, что вернется домой, как только подкопит денег, но постоянно все спускала.
— Я думала, ты могла бы сообщить, что она сгорела от лихорадки или ее сбил экипаж, — предложила Энни. — Но если ты не помнишь, где живут ее родители, то ничего не поделаешь.
— Такое ужасное преступление обязательно попадет на первые полосы газет, — резко напомнила ей Мог. — Они все равно узнают правду!
— Мог, перестань! — упрекнула ее Энни. — И без твоих уколов мне не по себе.
— Что правда, то правда: тебе настолько не по себе, что ты запретила дочери рассказывать полиции все, что она видела, а сама вылила на них ушат лжи, описывая внешность убийцы.
Бэлль поразили дерзость и храбрость Мог. Вызывающе вздернув подбородок, она приготовилась к бою. К счастью, Энни, казалось, совершенно пала духом, как будто у нее не было сил на то, чтобы устраивать сцену.
— Я ни словечка Мог не говорила, — подала голос Бэлль, опасаясь, что мама обвинит ее в болтливости. — Она сама догадалась.
— Верно, догадалась. Как только я увидела Бэлль, сразу все поняла — она не умеет лгать так правдоподобно, как ты.
— Прикуси язык! — предупредила Энни.
— А то что? Вышвырнешь меня на улицу? Если я пойду в полицию и расскажу все, что знаю, тогда ты попляшешь. Признайся, зачем ты покрываешь этого человека? Насколько я понимаю, это тот, кого девушки окрестили Боксером?
— Я не хочу обсуждать эту тему в присутствии Бэлль, — прошипела Энни.
— Она и так уже знает, что происходит в этом доме! И узнала это самым отвратительным образом! — бушевала Мог, потрясая сжатым кулаком. — Я умоляла тебя отослать ее в школу, постоянно повторяла, что она рано или поздно обо всем узнает. Но тебе же виднее! Ты полагала, что если держать Бэлль внизу, то она будет оставаться в полном неведении о происходящем. Видит Господь, мне и в голову не приходило, что она может узнать об этом таким ужасным образом! Но даже тупица понял бы, что такая сообразительная девушка, как Бэлль, сама обо всем догадается.
— Мог, ты слишком много себе позволяешь! — осадила ее Энни, но в ее голосе уже не слышалось былого высокомерия.
— Я позволяю себе вольности только потому, что люблю вас с Бэлль, — повысила голос Мог. — Если ты забыла, то я напомню: именно я уговорила Графиню не выбрасывать тебя на улицу, когда обнаружилось, что ты на сносях. Я купала и кормила Бэлль, пока ты ублажала Графиню. Я любила эту девочку как собственную дочь. Я постоянно была рядом с тобой, работала на тебя, обманывала ради тебя, плакала из-за тебя, поддерживала в трудную минуту. Возможно, ты, Энни Купер, и являешься хозяйкой этого дома, но я тот клей, который не дает твоей жизни распасться на куски.
Бэлль никогда не слышала, чтобы спокойная, мягкая Мог кому-нибудь прекословила. От этого девочка и сама расхрабрилась.
Она встала прямо напротив матери.
— Назови мне хотя бы одну причину, по которой я не должна говорить полиции, как на самом деле выглядел убийца, — произнесла она, в упор глядя на мать.
Энни первой опустила глаза.
— Потому что это очень опасный человек. У него связи повсюду. Даже если полиция его поймает и посадит за решетку, он найдет способ до тебя добраться. Я не могу рисковать.
По спине Бэлль пробежал холодок. Не это она ожидала услышать.
— Почему ты не указала ему на дверь, когда он в первый раз распустил руки с девушками? — поинтересовалась Мог, но в ее голосе уже не было резких ноток, как будто она признала свое поражение.
— Я попыталась это сделать, но он мне пригрозил, — сцепив пальцы и не поднимая глаз, ответила Энни. — Он кое-что обо мне разузнал. Когда он стал постоянно спрашивать Милли, казалось, что она не возражала против его грубости. Я думала, что со временем он пресытится и отправится в другой бордель.
— Мне кажется, он ее любил, — вмешалась Бэлль. — Он говорил, что хочет, чтобы они жили вместе.
— Такие, как он, никого не любят! — презрительно воскликнула Энни. — Он бы использовал ее, а потом, когда красивая, но глупенькая Милли надоела бы ему, попросту избавился бы от нее. Уж лучше умереть, чем жить с таким, как он.
Бэлль не могла отделаться от чувства, что ее мать говорила, основываясь на собственном опыте.
— Как его зовут? — спросила Мог.
— Он назвался господином Кентом, но я случайно узнала, что в некоторых кругах он известен как Ястреб. Впрочем, довольно об этом. Девушки целый день просидели в своих комнатах и ничего не ели. Пора им спускаться к ужину. Никому из них ни слова. Вы поняли? Завтра я поговорю с сержантом и узнаю, известно ли им, откуда Милли родом. Если у них нет о ней никаких сведений, я сама займусь похоронами. Это все, что я могу для нее сделать.
Глава четвертая
Только через четыре дня после убийства Милли Бэлль смогла опять выйти из дому. Полицейские то и дело заглядывали в бордель, чтобы задать очередные вопросы, и Энни была сплошным комком нервов. Боялась она не только полиции, но еще и репортера, который, как поговаривали, снует по Севен-Дайлс и все разнюхивает. Она боялась, что он попытается пробраться в бордель, а потом напечатает о ней грязную статейку, поэтому в борделе клиентов не принимали.
Рози и Мей уехали через два дня после убийства. Сказали, что боятся и вернутся домой, но Мог была уверена, что они просто перейдут работать в другой бордель. Что касается остальных девушек (поскольку времени теперь у них было более чем достаточно), они перестали жаловаться, что боятся оставаться наедине с мужчиной, и стали жаловаться на то, что ничего не зарабатывают. Каждый час вспыхивали ссоры, которые приходилось улаживать Мог. Она пеняла девушкам на то, что они ведут себя как дети.
Бэлль осознавала, что после всего происшедшего чувствует себя вполне сносно. Она не стала биться в истерике и болтать лишнее. Она даже перестала бояться, несмотря на то что все остальные жильцы дома были уверены: они подвергаются смертельной опасности.