Выбрать главу

Меня тянет вверх грубая мужская рука. Одежда трещит, и я с трудом поднимаю глаза. Сквозь молоко слез вижу перед собой мерзкое чудище, которое причинило мне столько боли в прошлом. Рожа Игоря кривится в довольной усмешке. Сейчас я готова порвать его на куски, но нет сил. Нет сил сопротивляться. Я сдаюсь. Руки падают вдоль тела, телефонная трубка, повиснув на скрученном проводе, ударяет по бедру и грохает на пол. Поворачиваю голову и вижу, как двое крупных ребят, закрывая ей рот руками, прижимают Дарину к стене.

— Попалась, птичка, — писклявым голосом проговаривает Игорь. Оттаскивает меня к стене. Я не сопротивляюсь. — Ты что не знаешь правил? А, конечно! Мы же витаем в облаках, когда профессор зачитывает технику безопасности на занятиях и правила поведения в школе! Нам же никто не указ. Избранная! Так, Вика?

— О чем ты, урод? — выдавливаю с хрипом. В кончиках пальцев невыносимо стучит сердце, а во рту горечь под самым горлом. Сейчас вырвет. Глотаю и пытаюсь дышать.

— Ласковей! Не говори со мной таким тоном! — тонкие губы насильника растягиваются и изгибаются в неровную линию. — Я могу тебя и твою подружку сдать сейчас, и вы будете сутки в изоляторе. Вижу, что ты прямо горишь от желания поваляться на холодном бетоне в обнимку с грызунами.

— Ересь! Отпусти меня, — начинаю приходить в себя. Его мерзкая и холодная рука ложится на шею, вторая прилипает к стене над макушкой, цепляя мои волосы.

— Нет-нет, — качает головой. — Я сдам вас. Запрещено ходить в этом крыле, а тем более, проникать в кабинеты учителей. Связываться с родными, друзьями — запрещено! Это прописано красным и жирным в документе, который ты, кстати, тоже подписала.

— Когда? — я не понимаю о чем он.

— Документ о неразглашении, — подсказывает Дарина, уже не пытаясь отбиваться от парней. Они просто держат ее у стены и бессовестно лапают.

Я непонимающе перевожу взгляд с нее на Игоря и обратно. Что за бред?

— О, детка, так ты совсем того? — белобрысый крутит пальцем у виска и присвистывает. — Чем ты такая особенная, объясни мне? Покажи, что ты умеешь, ну же! Почему Аким Батькович держит тебя в шикарных апартаментах, тогда как остальные маги ютятся в общих казармах? Чем ты выделяешься?

Его тиски кажутся ядовитыми. Силы покидают, и я не могу держать ровно спину. Сгибаюсь и хриплю.

— Что тебе нужно? Я ничего не знаю! — говорю правду. Меня заманили в ловушку, теперь понимаю, и мысль о том, что в очередной раз ошиблась — подкашивает. Бессмысленно трепыхаться, когда уже угодил в паутину.

Игорь сально лыбится и двигает челюстью: меня тошнит от одного взгляда на него, а от прикосновений выворачивает и коробит.

Отпихиваюсь, но слабо. Руки и ноги немеют от изнеможения.

— Не трогай меня. Что ты хочешь? — говорю глухо и слабо.

— Ничего особенного. Сейчас начальство освободится, сдадим вас с перьями, и будете наслаждаться обществом крыс в подвале. Так ведь, Дарина?

Я поворачиваю голову. Девушка один раз кивает. Золотистые глаза наливаются глянцем, а руки помощников шарят по ее телу, отчего меня еще больше коробит.

— Отпустите ее. Я не понимаю, о чем ты мелешь!

— Вика… — Дарина прикрывает глаза и даже не отбивается от наглых рук магов. — Никто не сможет пойти против правил школы.

Правда, значит. И когда я подписала эти бумаги? Совсем ничего не соображала? Получается, Аким воспользовался моим состоянием и подсунул добровольную темницу? Но зачем ему пустой маг? Зачем делать меня изгоем? Или я сама себя такой сделала?

Воспоминания наплывают одно за другим. Пластами, волнами, как цунами. Они сносят реальность и способность противостоять несправедливости. Деревня, лес, апатия, а затем подвал. Холодный, сырой и страшный. И длинная тень Марка, что, как монстр, тянет щупальца и пытается схватить меня за ноги. А потом дым и огонь. И я спасаю своего палача. Почему тогда не позволила нам обоим умереть и избавить себя от страданий?

Не чувствую ног. Отталкиваюсь ладонями от Игоря, но не сдвигаю его даже на сантиметр.

— Детка, не вырвешься. Тебе ли не знать, каким я бываю настойчивым.

— Ублюдок! — хочу плюнуть в него, но он прикрывает мне рот ладонью, будто склизкой конечностью осьминога.

— Давай так. С тебя поцелуй, и я вас отпускаю. Сделаю вид, что ничего не видел. Как тебе такой размен?

Не отнимает руку. Я чувствую привкус прошлого. Соленый и горький. Вены давно сгорели от пламени, что течет внутри. Вулкан сожрал сам себя. Расколол, испепелил и умер. Я истощилась. Перевожу заплаканный взор на Дарину. Она стоит покорно, опустив голову. Молчит и тихо плачет. Я подставила ее. На себя мне плевать и уже давно. А подругу мне жаль. Из-за меня она встряла в нехорошую историю. Может, есть во мне хоть капля сострадания, и я смогу девушке помочь, как помогала мне она?