— Зато ты начала прогрессировать, а то застряла на одном месте — хнычешь, как ребенок. Стань сильным магом, Виктория, и сама сможешь противостоять всем обидчикам.
— И тебе тоже?
— Это как повезет, — ухмыляется Кощей.
Он машет рукой, когда видит, что я направляю черное пламя в его грудь. Улыбается на одну сторону, будто смотрит на ребенка, что научился ходить. Опускаю бесполезные руки: для мага его уровня я все равно букашка.
— Я сломаю твою иголочку! Найду и сломаю! — бросаю вслед, когда Аким почти скрывается из виду.
— Сначала найди ее.
Глава 33. Систему не прогнуть
Марк
Когда вечерняя мгла выпускает толстые щупальца на гудящие суматохой улицы, мы выскальзываем на трассу и мчимся до знакомого поселка. На этот раз Ян берет «кита»: так Вика называла его авто. Воспоминания мучают меня, но я фокусируюсь на поездке. Мы должны что-то сделать. Должны сдвинуться с замороженной точки. Я, будто бабочка, которую посадили на иглу и ждут пока она скончается от конвульсий.
— Баба не любит много говорить, — озвучивает правила поведения братец и отворачивается в окно. Мы с Яном переглядываемся. Лишь бы помогла, а так — может вообще жестами общаться. Мы все равно, скорее всего, прочитаем, о чем она думает. Правда, мне немного тяжелее, минут пять понадобится задержка, но есть же Зима.
Когда проезжаем знакомый до боли дом, у меня внутри все сжимается, превращая душу в крошечную точку. Кто-то заменил обгоревшие окна, выложил плитку, а на крыше, как стая воробышков, возятся рабочие. После пожара я просто продал его за бесценок и забыл, а сейчас пришлось вот встретиться. Наверное, правильно, что дом смог пойти дальше, а я все еще где-то там. В прошлом.
Во рту становится солоно.
— Марк! Прекращай, — говорит Ян и смотрит в зеркало.
Я понимаю, что прокусил от волнения губу. Ну, и пусть. Как вспомню, сколько причинил Вике боли в этом доме, лучше бы я тогда не проснулся. В карих глазах друга читаю сочувствие, но меня от него перекашивает. Не виню, но обвиняю за все, что случилось в эти последние дни.
— Знаю, что виноват. Хватит повторять, — гундит Ян.
— Не лезь мне в голову!
— Оно само, — крупные пальцы друга вздрагивают на руле, он заворачивает машину к соседнему двору и притормаживает у обочины.
Плети дикого винограда свисают на дорожку. Густые листья, раскрашенные ярко- алым, словно охраняют покой хозяев. Пахнет ванилью и арбузами, издали слышно, как жужжит комбайн, а в саду надрывается неведомая мне птица.
— Тут точно кто-то живет? — цыкает Зима и хлопает дверью. — Захолустье какое-то.
— Должна, — мямлит Антон и кладет пальцы на виски. Долго стоит, прикрыв глаза, а потом дергается и зовет нас за собой: — Она тут, — брат замирает у неприметной калитки, — и ждет.
Артем отпирает засов, отворачивает заросли винограда и пропускает Яна, а затем меня.
— Вика почти перешла, Марк. Боюсь, мы опоздали… — он бледнеет и припадает плечом на забор. Я перехватываю брата под руку и матерюсь.
— Ян! Тащи его!
Пока мы добираемся по узкой дорожке к дому, дверь с визгом приоткрывается, и на порог выплывает бабушка божий одуванчик.
Сначала она хватает Артема за руку, вкладывает ему сухое соцветие ноготка, а затем поворачивается ко мне:
— Только с ним говорить буду, — голос у нее загробный и почти мужской. Меня аж страх пробирает.
— Мы в беседке подождем, — соображает Зима и утаскивает брата, а тот еле переставляет ноги.
Бабулька, как на пружине, поворачивается и показывает наклоном головы, куда мне идти. Ноги не слушаются, но приходится сдвинуться с места.
В маленькой комнате пахнет сухой ромашкой и старостью. Стол застелен белоснежной скатертью.
— Садись. Марк.
Я сам маг, но удивляюсь. Мало кто может считать имя незнакомого человека. Хотя. Она могла помнить меня с прошлого раза. Я пересматривал память Вики, когда эта старушка сказала, что меня уже не спасти. Это ведь она была. Немая — не немая.
— Черный суггестор скоро придет, он всех непременно найдет, — шипит бабка и устало садится напротив меня. Выцветшим взглядом показывает на стул, безмолвно приказывая тоже опустить свою пятую точку. Я и рад: ноги совсем отказываются работать.
Магии крохи набрались: чувствую, как покалывает пальцы от напряжения, но использовать я ее не посмею. Сильна бабка. Внестепенник, не меньше. Он нее идет такой накал, что меня чуть ли не сносит на пол и не крошит на куски.
— Много в тебе раскаяния, милок, — она подвигает ко мне чашку с горячей желтой жидкостью, точно не чай.