Ты же хочешь ее. Так давно хочешь. Мечтаешь о том, чтобы оказаться в ней: такой тугой, влажной и всей твоей. Хочешь ощутить ее сбивчивое дыхание. Хочешь касаться губами ее пылающей кожи и жадно вдыхать запах ее тела, потому что в мире нет ничего совершенней, потому что она идеальна для тебя.
Каждая девушка, с который ты спал — фальшь, подделка. Каждая чем-то похожа на нее, но в то же время чертовски не похожа. И это тебя злило. Злило то, что ты не можешь найти ей замену. Не можешь подобрать ту, которая смогла бы занять твои мысли, что ускользают и возвращаются к ней — девочке, которая улыбается, целуя тебя. Девочке, которая искренне смеется над твоими шутками и неважно, что половина из них содержит весьма специфический юмор. Девочке, которая перебинтовывала твои разбитые конечности, когда ты в очередной раз подрался с кем-то во дворе, не шарахаясь от вида крови.
Я взял ее лицо как в чашу, внимательно всматриваясь в мельтешащие глаза, словно она сама испугалась своих действий, словно она испугалась моей реакции, которая должна была последовать, но вместо этого я отложил полотенце и прижался лбом к ее лбу, безжалостно уничтожая расстояние между нами.
— Егор, я…
Пауза. Она подбирает слова, чтобы выразить то, что чувствует, но это лишнее. Действия скажут больше чем слова, поэтому я целую ее. Целую жадно, настойчиво, грубо, пугая и завлекая своим напором, потому что единственное, что мне нужно, так это ощущать ее сейчас.
Два года. Два гребанных года я отказывал себе в ней. Я снизил общение до минимума. Я избегал ее, втайне следя за тем, чтобы с ней все было хорошо. Я был противен сам себе, когда просыпался посреди ночи с чувством нехватки чего-то важного, словно вырезали сердце и небрежно зашили, сказав, что заживет. Но сердце — это не почка и даже не легкое, без которых можно прожить. Сердце — это то, без чего люди не живут, а я жил. Гребанных два года жил из-за стереотипов, идиотских стереотипов процветающих в обществе. А сейчас все рухнуло. Сорвалось. Разбилось вдребезги, и я словно воскрес.
Ее глаза закрыты. Она не смотрит на меня. Робко целует. Старается отвечать. Старается подстраиваться. Старается не отставать. Это вызывает улыбку. Моя рука зарывается в копну ее волос и сжимает их, натягивает, другой я обнимаю ее за талию, вплотную притягивая к себе, чувствуя, как разбухает во мне желание, как наливается кровью член, и тесные джинсы создают дискомфорт. Я сминаю ее податливые губы, несдержанно прикусывая и оттягиваю нижнюю, слыша полустон-полувсхлип, впиваясь пальцами в ее поясницу, вжимая ее в себя.
Ася дрожит в моих руках. Едва ли может пошевелиться, будучи зафиксированной мной. Ее бедра крепко обнимают меня, и я упираюсь пахом в ее промежность, давая почувствовать свое возбуждение, заставляя девочку покрыться мурашками.
Я хочу поглотить ее всю. Хочу испить ее до дна. Хочу не прекращать этот безумный поцелуй, который кружит головы. Хочу пропустить ее через себя. Хочу стать ее частью.
Мокрыми поцелуями я прокладываю дорожку от линии ее челюсти к ключице и несдержанно прикусываю кожу над нещадно бьющейся жилкой так, что оставляю след, который тут же зализываю языком. Но это не спасает. Ничто не спасает. Она дурманит меня. Так сильно. Так невероятно сильно, что поддаваясь порыву я жестко, за волосы наклоняю ее голову вбок, чтобы обласкать ее шею языком и всосать в рот мягкую кожу так сильно, чтобы оставить на ней засос, который она будет стыдливо прятать, но это все потом.
Тонкие пальчики сжимают мои волосы, и девочка стонет, а я, словно изголодавшийся зверь, впитываю ее эмоции, отслеживаю мельчайшие изменения на ее лице, отмечая для себя то, что пригодится мне впоследствии.
Мои руки стягивают с нее футболку, и я позволяю ей проделать то же самое со мной. Кожа к коже. Мы прижимаемся друг к другу. Обмениваемся теплом. Ася заливается краской, когда я нетерпеливо опускаю чашечку ее бюстгальтера для того, чтобы открыть для себя аккуратную, маленькую грудь с затвердевшими горошинками сосков. Я готов поклясться в том, что ее трусики насквозь мокрые от возбуждения, но до этого еще так далеко. Я торможу себя, не желая спугнуть ее, не желая доставить ей дискомфорт. Сегодня все будет для нее. Только для нее. Для куколки. Для моей робкой, сладкой, трепетной куколки. Только моей.
Я вновь целую ее, отвлекаю от того, что делают мои руки, которые накрывают полушария ее грудей, а пальцы нежно начинают тереть соски, которые лишь сильнее твердеют. Ася более не скрывает своих стонов, которые вырываются из нее с рваным дыханием, и я упиваюсь ими, вновь и вновь завладевая ее юрким язычком. Провожу пальцами вдоль ее позвоночника, заставляя инстинктивно ее прогнуться, языком прокладываю себе путь от подбородка по шее к ключице и ниже к груди, тут же зубами слегка прикусываю затвердевшую горошинку, ощущая, как крепко девочка сжимает своими пальчиками мои волосы, не успевая сдержать вырвавшийся из горла стон.
— Расслабься, Ася, расслабься, — горячо шепчу, не в силах оторваться от девичьей груди, которую ласкаю уже губами, в то время как руки крепко сжимают хрупкое тело, не давая девочке пошевелиться.
Малышка смотрит на меня из-под опущенных ресниц, немного нахмурив бровки, и этот взгляд завораживает меня, я вновь покушаюсь на ее рот влажно, глубоко целуя ее. Приподнимаю, давая ей крепко сжать мои бедра ножками, чтобы я мог беспрепятственно перенести ее в спальню, где вдоволь смогу насладиться ей, войти в нее, почувствовать себя ее частью. Странно. Это так странно и дьявольски непривычно желать доставить кому-то удовольствие, не заботясь о себе, потому что ты становишься зависимым от состояния партнера. И именно это я ощущаю сейчас, когда опускаю ее на матово-черные простыни. Желание обладать ею не уходит. Не испаряется. Оно преобразовывается. Подталкивая к тому, к чему я прибегаю в редких случаях, предпочитая, чтобы удовольствие по большей части дарили мне.
Эгоист. Беспринципный эгоист во мне машет мне рукой и проваливает в закат. Я стягиваю с девочки джинсы. Обнажая ее до белья, подавив небольшое сопротивление.
Поздно, малышка, слишком поздно брыкаться. Я не могу остановиться и знаю, что ты этого не хочешь. Боишься. Зря. Не стоит бояться. Только не меня.
Поцелуями поднимаюсь от ее стопы по щиколотке вверх, переходя на внутреннюю сторону бедра, чувствуя, как Ася сжимается, напрягается, но я вижу, что ее белое белье намокло от смазки, и не могу подавить ухмылку, которую девушка подмечает, норовясь сдвинуть ножки, но этого ей не позволяют мои руки.
— Егор, не нужно, — шепчет малышка, приподнимаясь на локтях.
— Что не нужно? — лукаво протягиваю я, подушечками пальцев начиная поглаживать ее сквозь мокрые трусики.
— Я…мне неудобно, — хмурясь, отвечает Ася, стараясь скрыть свое стеснение, которое горит на ее щеках.
— Неудобно отчего? — вскинув брови, спрашиваю я, целуя девочку сквозь белье, упиваясь сорвавшимся с ее припухлых губ стоном. — Неудобно из-за того, что я хочу поцеловать тебя? Поцеловать тебя здесь? — отодвинув кромку ее трусиков, оценив гладковыбритый лобок, я сомкнул губы на набухшем клиторе, подразнив его языком, с силой сжав девочку за талию, из-за того, что малышка дернулась, откинувшись на подушки.