- Быстрее, собирайся, - крикнул он еще издалека.
Заплывшими глазами Ферро мало что видел. Слова отца, носившегося по дому и собиравшего вещи, доносились до него, как в бреду.
"Что же ты наделал... Дурак... Младший барон как доехал до замка, так и свалился с лошади... Рука, говорят, перебита, колено опухло, ребра сломаны... Хрипит кровью. Лежит при смерти".
- Што ты говришь, папка, - прошамкал разбитыми губами Ферро, - он же в латах был. Какие ребра?
- Какие ребра? Баронская кираса погнулась, как оловянная ложка! Его верно тараном ударило... Что уж теперь. Посадят тебя в подземелья, как убивца, - сражаться благородным на потеху, а то и вздернут дурака...
Мысли Ферро судорожно заметались.
- Папка, это не я!
Отец его как будто и не услышал. Он кидал в дорожную сумку что ни попадя. Складное удило, подкову, самописное перо, старый масляный светильник, вяленое мясо и чайник.
- Зачем мне чайник?
- Продашь, дурак!
Он подбежал к дальней стене и буквально сорвал замок с облезлого сундука. Там хранились семейные сокровища.
- Вот, - протянул он ему старый дедовский ржавый двуручник, сгибаясь от тяжести.
Дедушка еще на столетней войне воевал, от него и осталось. Лицо деда он почти не помнил. А то, что видел во сне, на утро забывалось. Помнил разве что фигуру его - огромную, широкую, высокую, как столб. Такую же, как этот меч. Странно, что отец до сих пор хранил тяжелый клинок. Крестьянам хранить, а тем более использовать оружие - строго запрещалось.
Пока Ферро глупо улыбался необычному подарку, отец успел вытолкать его за дверь.
Он буквально затащил сына на единственную старую лошадку.
- Папка, как же ты без лошади то?
- Все-все, поехал-поехал, - прикрикнул отец.
- Я вернусь, Папка. Обязательно, - сжимая меч, твердо произнес Ферро. - Пусть только попробуют тронуть тебя.
- Беги уже. Доедешь до Рейнгарда. Оттуда беги на восток. Не пропадешь там, - отвернулся он.
- Папка, я знаю что делать. Гррх! Я стану рыцарем и смогу защитить тебя от барона! - зажглись глаза юноши.
- Ферро свинопас рыцарь? Дурак ты. Найди добрых людей, Ферро, устройся по хозяйству. Научил я тебя всему. Возвращаться тебе сюда не зачем. Прощай, Ферро. Глупый ты, как твой дед, - крикнул отец напоследок, шлепнув лошадь по крупу.
Сын успел обернуться. Кажется, он понял, что застыло в глазах удаляющегося отца. Помимо слез, там было еще что-то.
Что-то вроде гордости.
Ферро крепче сжал эфес меча. Собирались тучи, сверкнула молния, глубже в нору забился лесной кот. У юноши защемило в груди, будто эти места он видит последний раз.
Благородный сэр Стормо Торрий был императором Тулурка. Но это не значит, что он наделен какой-либо властью.
Само слово было позаимствовано с другого континента и в Тулурке с приходом к власти лиги механиков и науки не имело особого смысла. Символы, из которых составлено слово, означает лишь: "Ведущий за собой легионы".
То есть сила-то у него была - власти не было.
Дань традициям, но определенный вес у дворянства имелся. А значит и у него, как у вершины благородного сословия, тоже было право голоса.
"У императора есть право голоса" - Стормо Торрий засмеялся от нелепости смысла получившегося предложения. Поправил очки. От природы у него очень плохое зрение.
А еще Стормо был нищ и беден. У любого самого завалящегося барона в Тулурке больше слуг и земли, чем у великого наместника. Стоит ли говорить об этом, но с незапамятных времен земли императорам вообще не принадлежали по определению, ведь вся земля итак их, - они раздавали ее, а потом собирали подати со своих подданных.
Но время ушло, и подати теперь собирал механический Гибург на нужды науки. Титулы остались, а законы исчезли. Императору принадлежат дворяне, которым принадлежат земли, но это вовсе не значит, что земли дворян принадлежат ему. Забрать их при нынешнем порядке вещей уже не получится. И пусть легионы и крестьяне признают его власть сколько угодно, и даже герцоги встают на колено, целуя перстень. От того его положение становилось только унизительнее.
Совсем тихо и незаметно, без каких-либо переворотов, показательных казней особ голубых кровей и стрельбы из пушек власть плавно перетекла к научному магистрату.
Это называется "прогресс", когда-то сказала ему юная миледи Реле, едко хихикая. Иногда Императору снилось, как он бросает Миледи об стену - так чтоб тапки слетели - и душит, душит ее тонкую шейку, а она вопит своим мерзким голосом: "Нет, не убивайте меня, мой Император! Простите меня, мой Император!".
Последний раз он видел миледи-ректора лет шесть тому назад. Славные времена, когда Уро Торрий, его отец, еще был жив, а королевский замок не пришел в запустение.