Владимир Радимиров
КУКОЛОКА
Заварилась вся эта каша, как немые глухим рассказывали, в прошлое зимолето. Позавчера было которое, перед самым восходом завтрашним. Тогда ещё жарища несусветная стояла, так что у моего деда сосульки аж до земли заместо бороды повырастали. А у моего батяни волкопёс без дела по цветочкам еловым порхал. Послал его татка коз своих свинячьих на море дальнее пасти, которое крот в нашем огороде выкопал. А то они так тама гоготали, что никакого спасу от их кукареканья не было. Раздобыл волкопёс кусочек спасу у соседского чёрта, да и полетел с теми козами на море. А море-то было совсем зелёным, ещё оно, вишь ты, не расцвело. И таким огромным, что его мышонок за один потяг мог бы выпить до капли. А в той капле, говорят, луна целиком утонула, когда в салки с солнцем играла. Ну а Митька Дылдин из этой капли утопшую луну вскоре выудил, когда карасей жареных в ней ловил. На червяка сахарного, вестимо. А наши мужики, не будь дураки, у Митьки луну ту отняли, распахали её живо и посеяли тама ячменя. Урожай получился у них знатный — ни единого тебе зёрнышка. А бабка Макариха из того зёрнышка намолола мучицы цельную гору, напекла с неё пирогов полное корыто и нас ими щедро угостила. Мы их ели-ели, ели-ели и еле-еле их не доели. Спать зело захотели. И приснилась нам такая сказочка завлекательная, что хоть не просыпайся, а спи себе далее. Я эту сказку хорошо помню, хотя и забыл её подчистую. И сейчас как раз вам энту дребедень расскажу. Сказка, говорят, ложь — это правда. Но то, что она не правда — это ложь. И ту правдивую ложь пущай каждый к своему уму приложит, и далее живёт себе как может.
Ну а началась вся эта запутанная катавасия во, значит, каким макаром:
Было это или не было, мы точно не знаем, а только жил, говорят, в старину один царь, по имени Дарилад, и были у него три дочки-красавицы: Узора, Дивзора и Миловзора. Не чаял Дарилад в дочерях своих души, поскольку действительно они были хороши, особливо младшая из них, семнадцатилетняя Миловзора. Уж такая она была собою раскрасавица, что не только парням молодым ужас как нравилась, но ещё вдобавок и усатым дядькам и даже тщедушным бородатым дедам. Да что там люди — птицы, бывало, в ветвях замолкали, когда царевна молодая по саду гуляла, ветер буйный явно стихал, и даже солнце красное ярче с неба сияло…
Сами стихии земные и небесные красоту несравненную ценили, выходит, и прославляли.
Ну а Дарилад и подавно дочек своих уваживал, и хоть нравом царь крут был невероятно, но в их присутствии сразу же он осаживался и душевно как бы разглаживался. Многие из местной и дальней знати свататься к царевнам пыталися, богатые дары им присылали, горы золотые и райскую прямо жизнь девицам обещали, но… Дарилад всем женихам отказывал, поскольку не хотел с дочерьми расставаться.
Конечно, эгоизмом его это объяснялося и форменным ещё самодурством, ибо, как ни крути и разлуку ни оттягивай, а на то они и дочки, чтобы их отдавать, а не возле себя чтоб держать. Только вот указчиков себе великий царь не терпел, и то зная, все вокруг помалкивали, поскольку владыкою Дарилад был первостатейным, и распространялось его могущество аж на целых полсвета.