Чтобы до приезда телевизионщиков пришелец не мозолил глаза, Егорыч запер его в сарае. Что удивительно, из райцентра приехали уже через пару часов – видать, на свежие темы возник у них дефицит. Прибыла корреспондент – та самая девица с оттопыренными ушами – и прыщавый юнец-оператор с очень дешевой на вид, может, и вовсе любительской камерой. Егорыч без лишних слов повел их к сараю. Открыл замок, распахнул дверь, а там… У задней стены были выломаны доски. Пришелец, разумеется, сгинул.
– И где ваш леший? – насупила брови корреспондентка.
– Кто? – переспросил Егорыч, шаря взглядом по темным углам сарая.
– Вам лучше знать. Из вашего звонка трудно было что-то понять: чудо в перьях, нашел в лесу, мычит и стонет не по-нашему… Сейчас я буду стонать, что повелась на этот развод.
– Это не я звонил, – буркнул Егорыч. – И то был не леший, а…
– Херта перта! – раздалось позади так громко, что ушастая девица подпрыгнула.
Егорыч резко обернулся. Возле сарая скакал, изображая макаку, пьяный Сергуня. Голый, неравномерно покрытый мехом и перьями. И продолжал орать, стуча кулаками в грудь:
– Херта перта! Э-ээх, э-ээх!
– Это что? – повернулась к Егорычу красная от гнева корреспондентка.
– Вот именно, «что», – вздохнул тот. – Ошибка природы. И моего воспитания. Ладно, простите, что так вышло. Стоимость бензина компенсирую.
– Да идите вы с вашей компенсацией!.. – Девица сказала, куда. И заорала на оператора: – Ты что снимаешь, придурок?! Сюжет про сельских алкашей? Заводи машину… – И емко уточнила, как именно.
Когда телевизионщики уехали, Егорыч набросился на приемыша:
– Сколько еще меня будешь позорить?! Тебе двадцать лет, а ведешь себя, как пьяный дошкольник! Разве что те не пьют, а ты… – Он махнул рукой и закончил уже без крика, устало: – Иди, вон, в баню, смывай эту дрянь. Чем клеил-то, не эпоксидкой хоть?
– А я не клеил, – расплылся в идиотской улыбке Сергуня. – Оно само.
– Приклеилось само? – насупился Егорыч. – Тебя что, куры с овцами за своего приняли, и ты с ними в хлеву повалялся? Тогда ладно, там тебе самое место.
– Егх'о мх'ээсто нх'ээ тх'ам, – услышал Егорыч из-за спины. Крутанулся так, что хрустнули позвонки. Мохнатый пришелец стоял возле сарая, щуря поросячьи глазки. – Ох'н сх'тать зх'рээлый. Мх'ы зх'абрать егх'о дх'омой.
– Да ты, смотрю, уже и по-русски хрюкать наблатыкался, – процедил Егорыч. – А если я его тебе не отдам?
– Тх'огда мх'ы тх'ээбья убх'ить.
– Да ладно, Егорыч, ты че? – встрепенулся Сергуня. – Прикольно же! Я тока гляну, как там у них, и назад.
– А вдруг там водки нет? – буркнул под нос Егорыч.
– Как так-то? – заморгал Сергуня. Редкие перья на его затылке смешно встопорщились. – Быть того не может! Но ежели и вправду нет, тады ваще мигом вернусь.
– Ты вот что, особо там не дергайся, делай, что говорят. И не бойся ничего, я…
– Мх'ы стх'ээреть тх'ээбе пх'амять, – навел пришелец на Егорыча невесть откуда взявшийся черный цилиндрик.
Коротко пискнуло, блеснуло голубеньким. Сильно запахло бензолом, а еще, вроде как, изопреном. Большое чудо в перьях взяло за руку то, что поменьше, и повело его к лесу.
– Стх'эрет он, – проворчал Егорыч. – Стх'эралка еще не выросла.
Затем он вернулся в дом и прямиком, не разуваясь, прошел к старенькому телевизору. Развернул его, ловко сорвал заднюю крышку, сунул внутрь руку и на что-то нажал. Из телика заструилось голубоватое сияние, которое растеклось над столом туманным шаром. Егорыч по-военному вытянулся и стал говорить прямо в него:
– Егорыч на связи. Докладываю: вышел на след бугуняйцев… Тьфу ты, вжился в образ!.. Йиг Йор Йич ейнеро. Иквйитор йел бугунйяй…
Сделав доклад и выслушав ответные распоряжения, он рубанул по шару, и тот мигом погас. Телевизор осыпался серым ковриком пыли. Егорыч ловко стянул с себя сначала одежду, затем кожу и подошел к древнему, советских еще времен трюмо. Из старого зеркала с облупившейся по краям амальгамой на него большими глазами с вертикальными щелями зрачков смотрел покрытый фиолетовой чешуей ящер.
– Йоп, – довольно икнул бывший Егорыч и отправился в переднюю комнату, где красовалась ладная русская печь. Он положил когтистую лапу на третий с края кирпич и сильно надавил. Кирпичная кладка шурша отъехала в сторону. На месте печи тускло поблескивало иссиня-черными боками яйцо межпространственной капсулы.
Через пару-тройку минут дом, где последние годы обитали нелюдимый пенсионер-трезвенник с общительным пьянчужкой-приемышем, вздрогнул, подпрыгнул и разлетелся по бревнышку. В мирное вологодское небо устремилась темная капля, которую никто, кроме сбитой ею вороны, и заметить не успел. Впрочем, и та, на беду, не успела.