Проще было перечислить те случаи, когда они говорили правду: не лгали в договорах, предпочитая иные способы обмана, не лгали о том, что было общеизвестным, или легко выясняемым, не лгали в тех случаях, когда правда сулила больший барыш. Обман пропитал общество Мальвикии сверху донизу. Мои читатели всё ещё не понимают, как именно связаны ложь и лицемерие каалри с их образом жизни? Это очень весёлый вопрос, и я отвечу на него с удовольствием.
Сунь Цзы сказал: «Война - путь обмана.» Средневековье - это не прелестные картинки деревенской жизни, сменяющиеся криками «Deus vult!» Вовсе нет. Феодальные войны - это самые малокровные войны в истории человечества, но вовсе не из-за особого милосердия, или миролюбия мордоворотов в кольчугах и доспехах. Просто война в средневековье идёт круглосуточно, всех со всеми. И первое правило выживания в этой войне гласит: «Умей лгать и понимать чужую ложь». Большая часть этой войны бескровна, что не делает её менее жестокой.
Куда бы не пошёл далее «кукушонок» с Земли, он всюду будет вынужден воевать. Бедный, бедный кукушонок. Это открытие на пару дней оглушило меня. Причина такого противостояния лежит на поверхности, ведь ресурсы натурального хозяйства мизерны. Без товарного производства только то, что ты сам можешь создать - это твоё. Всё, что больше этого, ты можешь только похитить у другого человека тем, или иным способом.
Те крохи, которыми распоряжаются торговцы, это и есть все ресурсы выше натурального хозяйства. Но и здесь была проблема: местные хозяйства напоминали матрёшку, изолируясь с каждым новым уровнем всё сильнее. Обычный крестьянин кормил себя и свою семью, сам делал простые инструменты, носил одежду из домотканой материи. Деревня таких крестьян могла похвастаться тем, что сама делала инструменты посложнее, ковала железо, делала горшки, варила сыр. Город мог произвести и продать только то, чего крестьянин не мог сделать сам.
Примерно так же обстояли дела и в замке. Замок с поместьем не нуждался в существовании окружающего мира. Хозяйственная и информационная изоляция рождает вражду. На низовом уровне каждый обеспечивал свою семью сам. Он не нуждался в других. Это было базовым пределом враждебности. Более сложные работы требовали подключения группы, которая обеспечивала всех участников, только их, и никого более. Для такой группы любой человек извне - посторонний. Ему не будет жалости и пощады. Постепенно, уровень за уровнем, горькая луковица ксенофобии становилась всё более едкой и плотной.
Конечно, я слегка сгустил краски, чтобы мои читатели смогли понять сколь пропитана ядом недоверия и враждебности жизнь в обществе, перекроенном границами сословной и хозяйственной замкнутости. Как я уже сказал, это открытие выбило меня на несколько дней из колеи.
Будучи чужаком, я плохо понимал сколь нелепо и одновременно притягательно моё поведение. Я погрузился в тренировки с головой, чтобы отвлечься от непонимания того, как теперь доверять людям. Я не поставил крест на них, и не собирался погрузиться в горечь бегства от общества и собственного страха перед ним. Тренировки изнуряли моё тело, а размышления - разум. Единственной отдушиной стала Амаис.
Лагрум регулярно присылал ей письма, раз отец не желал ему отвечать, он общался с сестрой. Стройка в городе набирала обороты, бургомистр рассказал ему о больших планах Хегля, желая через него заинтересовать Викора Орла. Если бы граф согласился участвовать в предприятиях города, а не вредить ему, то доходы графства увеличились бы, и существенно. Амаис догадалась, что я стоял за этими событиями, пришлось рассказать ей о плотине и заводе.
Мои перемещения теперь ограничивались ещё строже. Валотия день изо дня напивалась, молилась, плакала, избивала слуг и пыталась закатывать скандалы Викору в те редкие дни, когда он бывал в замке. Дважды она пыталась связаться с Лагрумом, умоляя его вернуться, чтобы успокоить отца. Получила ли она ответ, я не знаю. Дух войны, лжи и грядущего бедствия пропитал замок. Герцог не присылал новых людей на переговоры.
В это же время кое-что произошло неподалёку от замка.
Лагрум Орёл с друзьями и слугами возвращался с охоты. Взять кабанчика оказалось достаточно сложно, и сейчас компания наслаждалась спокойным возвращением домой. После проливного дождя солнце палило нещадно, наполняя воздух влажным жаром. Свита уже воображала себе, как уплетает жареную кабанину с половинками луковичек и чёрным хлебом, запивая всё это дело добрым пивом из подвалов Ратуши.