К нам подплыли фарфоровая супница с половником внутри и две тонкие тарелки с ложками. Половник сам налил нам в тарелки остатки моего обеда, и мы начали стучать ложками о край тарелок. От каждого удара количество супа немного убывало. Мы доели, и Василиса уселась ко мне на колени.
- Эх, Замгри, душевный ты попаданец, но мне пора, - сказала она, чмокнув меня в губы.
Уже уплывая, она обернулась ко мне, и скороговоркой проговорила:
- Десять золотых будешь должен, и ещё помни, что демон золото просто так есть не станет. Дождись, пока он будет умирать.
Проснулся я просто выспавшимся. Солнце шло к закату, ничего не болело. На теле не осталось ни следа от чёрных пятен, меня не знобило, нигде не кололо. Я был здоров. Ощущалась только слабость, или скорее усталость. На столе стоял котелок, две грязные миски, и выгрызенный до корочки кусок хлеба. Я почесал в затылке, и до ночи занимался разными делами по дому и вокруг. Деревенский набат не созывал народ, люди проходили мимо. Постепенно даже моя усталость прошла.
Я сидел, и думал, что уже второй раз здоровье меня странным образом подводит. Впрочем, если поедание цветка и последующая трансформация были связаны, то сегодня я просто чем-то переболел. Может быть, местные этой болячкой каждый сезон болеют. Мои сомнения развеяла Ална. Она прошла мимо меня со слезами на глазах. Сегодня умерла её древняя тётка. Болела она почти год, а сегодня всё стало ясно. Как только на теле появились чёрные пятна, семья заревела горькими ручьями, и начала прощаться. Называлась эта болезнь просто и ясно: чёрный конец. Болели ею только старики, мучились обычно недолго. Редко кто страдал более дня.
До меня дошло, что зря я катил бочку на свой иммунитет. Мой организм расправился с неизвестной ему болезнью, обладавшей стопроцентной смертностью. С такими мыслями я догрыз корку хлеба, и стал раскладывать свои уцелевшие сокровища. Пора было подходить к изучению мира со всей серьёзностью. Пусть мне и не грозила смерть от местной версии чумы, но незнание простейших реалий местной жизни утомило меня не меньше, чем царившее вокруг варварство.
Бумаги было вдоволь, и я начал строить собственную империю на ней. Для начала следовало собрать знания этого мира, и объединить их со знаниями Земли. Даже если сегодня я не мог ковать металл, или лить его, нужно было записать мои знания. Скорее всего, меня пугала угроза того, что они исчезнут вместе со мной, стоит мне сгинуть в болоте. Может быть, это была чистая спесь современного человека. Плохо было только одно: я не знал пока письменного каалди. В любом случае, мои рисунки были бы понятны и без слов. Языковую проблему я собирался решить позже.
Я проработал до глубокой ночи, так и не заметив, что писал при блёклом свете звёзд. Это было странно и удивительно, но у меня выработалось стойкое наплевательство на странности. Заметив это, я лишь ускорился, понимая, что уже поздно. На утро у меня были большие планы. Деревенские спали в блаженном неведении о грядущих переменах.
День пятый.
Утром у меня не было лишней минуты, я навёрстывал потерянный день. Когда я разобрался с подготовкой к будущим подвигам, решил навестить травницу. Знахарка, как и полагается ведьме, жила на отшибе. Отношение к ней было одновременно почтительным и боязливым. Я решил заглянуть к ней. Травница должна была знать о болотах больше прочих.
Мой расчёт оправдался: Стола болтала без умолку. Большая часть её историй была сказками, остальные неровно делились на невнятные инструкции для лечения любой хвори корнем подорожника и действительно важные сведения. От силы десятую, а скорее двадцатую часть времени я впитывал заученную травницей с чужих слов истину. Отличить её было не сложно. Как ни старалась Стола украсить речь, боясь сбиться в зазубренном, количество шуток-прибауток падало до минимума. Зато появлялся намёк на рифмованную и ритмизированную речь. Древний приём для улучшения запоминания.