«Приведенные выше словарные определения, — пишет он, — в которых символ (как предмет, процесс, явление) противопоставляется "символизируемому", а отношение между ними имеет, как считается, конвенциальную природу, характеризуют социальную действительность современного мира, где существенно изменился и смысл символизации, и смысл ритуалов.
Как уже говорилось выше, сфера, которая раньше более всего подлежала ритуальной регуляции, теперь в значительной степени институционализовалась. Реальность этой сферы отделилась от символов. Жизнь в ее непосредственной полноте стала все менее и менее соотноситься с гражданской мифологией, которая, как предполагается, ее ведет и организует. Данное утверждение справедливо буквально для всех развитых обществ, как капиталистических, так и бывших социалистических.
Следствием этого стало опустошение символов. Их конкретно-жизненное содержание оказалось подменено рационалистическими конструкциями; в результате символизируемое отделилось от символизирующего. Материальность символа не соотносится с материей жизни, а потому и в самом деле становится безразличной по отношению к ней — результатом условности, конвенции. Свидетельство о совершеннолетии может называться паспортом, аттестатом, аусвайсом или как-то иначе, может представлять собой книжечку, карточку или значок — это не имеет никакого значения.
Новые символы не только безразличны символизируемой реальности по своей материальной природе и составу. Они безразличны и самой реальности, образуют свою собственную относительно замкнутую систему, нисколько не воздействуя на процессы жизни. Общеизвестным фактом является удлинение процесса взросления нынешней молодежи. Психологические, социологические, этнографические исследования показывают, что время психофизиологического, эмоционального и социального созревания входит в противоречие с формально-ритуальным временем признания гражданской дееспособности. Если прибегнуть к этнографическим понятиям, можно сказать, что инициации подвергаются дети. Если бы современные "инициации" имели, как раньше, характер резкой личностной трансформации реидентификации, молодой человек мог бы испытать серьезные психологические потрясения. Этого не происходит, поскольку инициации чисто формальны, не имеют отношения к жизни...
Итак, современные процессы обусловливают снижение роли ритуалов и опустошение символов. Именно на осознании роли и значения этих "пустых" символов, не содержащих в себе собственной реальности, а отсылающих к чему-то другому, строятся многие социологические концепции современного общества, объединяемые общим названием "символический интеракционизм"... Задача последователей символического интеракционизма, противников объективистской социологии, которые пытаются построить социальную науку по образцу и подобию естественных наук — ввести в социологию "человеческое измерение". С их (заметим, совершенно правильной) точки зрения межиндивидуальное взаимодействие организуется не как взаимодействие природных объектов, движимых внешними по отношению к ним объективными силами, а как результат постоянной собственной человеческой интерпретационной деятельности. В человеческом поведении между реакцией и стимулом всегда стоит интерпретация, то есть осмысление того, что означает, или, можно сказать, что символизирует этот стимул, на какие возможные последствия он указывает. Даже наиболее часто встречающиеся стимулы, значение которых не вызывает сомнения у подавляющего большинства населения, могут стать объектом интерпретации и действительно интерпретируются.
Таким образом, человеческое взаимодействие осуществляется как постоянный процесс интерпретаций, их взаимных согласований, в ходе которых вырабатываются общие видения и оценки предметов и явлений, можно сказать даже так: формируются, конституируются общие предметы и явления, социальный мир в целом.
Эти концепции вполне соответствуют характеристикам деритуализированного общества, располагающего только пустыми символами, которые могут наполняться каким угодно содержанием, и единственная забота при этом состоит в том, чтобы обеспечить единое для участников взаимодействия, для группы пли для всего общества понимание и истолкование символов в их новом конвенциальном наполнении» [70. С. 144—147].
7. Парадигма постмодерна
Хотя первоначально под постмодерном (постмодернизмом) понималось одно из современных направлений в искусстве и философии, в настоящее время постмодернизмом называют в целом современную фазу развития западноевропейской культуры. В конце 1970-х гг. в книге «Постсовременное состояние» Жан Франсуа Лиотар пишет: «Это исследование имеет в качестве объекта условия познания в наиболее развитых обществах. Мы решили назвать их "постсовременные" ( postmodernes ). Это слово часто употребляется на американском континенте, прежде всего выходит из-под пера социологов и литературных критиков. Оно обозначает состояние культуры после изменений, которые повлияли на правила игры в науке, литературе и искусстве, начиная с конца XIX века» [90. С. 528].
Если суммировать правила игры предшествующей культуры (ее иногда связывают с реализацией модернистского проекта, первые формулировки которого относятся к эпохе Просвещения), то можно сформулировать следующие положения: стремление к построению единой системы культурных норм, согласию и порядку, истина и общезначимость как критерии знания, наука как ведущая сфера культурного сознания, приоритет социального и общего перед индивидуальным и частным, существование (сущее) как ясная и твердая основа действительности. Новые правила, устанавливаемые в постмодерне, иные: отказ от построения единой системы культурных норм в пользу множества частных нормативных систем, вместо согласия и порядка — различия, разногласия, противостояния, не общезначимость, а условность или метафоричность, приоритет не науки, а других дискурсов, прежде всего искусства, не существование, а разные, в том числе и «непрозрачные», реальности. «Приходящее на смену общество, — пишет Лиотар, — меньше всего утверждает антропологию ньютоновского типа (как в свое время структурализм или теория систем), а более всего нацелено на грамматику языковых частиц. Возникает множество различных языковых игр... Тогда консенсус достигается, вероятно, через дискуссию, как это предполагал Хабермас. Но консенсус насильничает (делает невозможным. — В.Р.) гетерогенность языковых игр. А изобретение, открытие нового всегда осуществляется через разногласие... Если мы осуществляем дескрипцию научной прагматики, акцент должен быть отныне сделан на расхождении, разногласии. Консенсус — это никогда не достигаемая линия горизонта... По отношению к идеалу наглядности она является фактором формирования "непрозрачности", которая отодвигает момент консенсуса на более позднее время» [90. С. 531-532].
Изменяется в постмодернизме и понимание фундаментальных культурологических категорий — языка (в связи с невозможностью установить четкие значения), сознания (ему не на что опереться в плане существования), человека и окружающего его мира (они лишаются привычных границ и центров). Вместо принятого в модернизме понятия «произведение» в постмодернизме вводится понятие «текст», причем весь мир рассматривается как бесконечный текст. В литературе различия модерна и постмодерна выражаются, например, в следующих оппозициях: определенность — неопределенность, глубина — поверхностность, серьезность — ирония, «камерность» — театральность, субъективность/объективность — коммуникативность/ситуативность, чтение — письмо, парадигма — синтагма, семантика — риторика, жанр/границы — текст/интертекст, цель — игра, замысел — случай, истоки/причины — различие/след, иерархия — анархия, закрытость — открытость. Чтобы лучше почувствовать проблемы, заставляющие мыслить постмодернистски, приведем одну иллюстрацию — постановку современного вопроса о реальности.