Все было столь очевидно, что Раух почти упустил это из виду. Но сейчас в кроссворде можно было заполнять последние остававшиеся белыми клеточки. Лу Бендер преспокойно переменил свое первоначальное решение, узнав, что приветствовать Мартинеса будет Фэллон, и рассчитав, что убийство никарагуанца в этом случае обеспечит Терри национальную известность, а новому списку Бейкер — Фэллон — победу на ноябрьских выборах. После этого намекнул ФБР насчет проверки убитого Мартинеса на СПИД, чтобы тем самым иметь против Рауха оружие. То, которое можно использовать в любой момент. Затем санкционировал ответное убийство, жертвой которого стала одиннадцатилетняя девочка. Для чего? А чтобы он, Раух, поверил, будто Бендер всерьез принимает его версию, связывавшую Ортегу и Петерсена.
Но Бендер зашел слишком далеко, подбросив координаты Петерсена. Этим он себя выдал. Ведь в мире контрразведки любой, кто знал, что в прошлом Петерсен был сотрудником ЦРУ, не сомневался: если Компания его засечет, то не остановится ни перед чем, чтобы уничтожить.
И только один Бендер был уверен: прежде чем что-либо предпринять, Раух непременно покажет листок ему. Потому что только он, кроме Рауха, знал, что Белый дом и ЦРУ вместе, как мухи, запутались в кровавой паутине. И когда Раух принес Бендеру конверт, тот выразил притворное удивление. Тут же сделал вид, что у него только что родилась идея передать Петерсена ФБР. Это могло означать лишь одно. Он заключил тайный союз с О'Брайеном насчет "опеки" над Россом и намерен теперь свалить все дело на Рауха и ЦРУ. Именно ему, Рауху, он поручил передать информацию в ФБР и тем самым навсегда исключить любую возможную связь между Петерсеном и Бендером.
Но у плана Бендера существовал один изъян: на данный момент цели Рауха и Бендера были совершенно различными. Для Рауха главное заключалось в том, чтобы заставить замолчать двух фэбээровцев, которые видели первоначальное заключение патологоанатома и могли проболтаться. А для Бендера главным был захват Рольфа Петерсена. Как директор ЦРУ Раух знал: напади ФБР на след вируса СПИДа, след этот неминуемо приведет их в Лэнгли, штат Виргиния. То есть прямо к нему. Между тем Лу Бендер выйдет сухим из воды. Ведь никаких улик против него в деле Октавио Мартинеса нет! Случись скандал, он тут ни при чем: виноватыми в любом случае окажутся Раух и ЦРУ. Для этого-то Бендер и распорядился об "опеке" над этими двумя придурками из ФБР. Тем самым он мог следить за всеми их передвижениями и обеспечивать их безопасность.
Раух поудобнее откинулся на спинку сиденья. Вот, значит, каков он, план Бендера! По-макиавеллиевски хитроумный и блестящий.
Что ж, если Бендер хочет, он, Раух, передаст Петерсена ФБР. Но сделает это по-своему, как им и не снилось. Подходящие люди для этого у него были.
8.10.
Телевизор в спальне был включен, и, бреясь в ванной, Манкузо мог слышать специальный воскресный выпуск программы Эн-Би-Си под названием "Новости на рассвете", его вела Конни Чанг.
— … и поскольку до съезда остается всего четыре дня,— вещала Конни,— хорошо осведомленные политические комментаторы не сомневаются, что президент откажется от вице-президента Дэниела Истмена и возьмет себе в напарники Терри Фэллона, молодого сенатора из Техаса. Сегодня утром в девять тридцать по восточному и в восемь тридцать по центральному времени Эн-Би-Си будет вести живую трансляцию с только что объявленной вице-президентом пресс-конференции. Учитывая ходящие в городе слухи относительно того…
В этот момент зазвонил телефон, Манкузо поспешил снять трубку. Она тут же оказалась перемазанной кремом: как раз эту сторону лица он не добрил.
— Дерьмо собачье,— тихо ругнулся он, вытирая трубку и перепачканные кремом руки о постельное покрывало. Затем поднес трубку к другому уху и сообщил Россу свое мнение о нем:
— Только ты один обладаешь способностью всегда звонить в самое неподходящее время.
— Узнал меня по голосу, да?
Теперь Манкузо действительно узнал: это был, увы, не Росс.
— Н-да.
— Твой дружок остановился в мотеле "Холидэй Инн", дорога номер два, южнее Балтимора. Сто восьмой номер. Усек?
— Заметано.
— Учти, Джо, это полнейшее дерьмо. С ним надо кончать.
— Н-да. Спасибо. Я твой должник.
— Хорошо.— И звонивший повесил трубку.
Манкузо вызвал телефонистку и попросил соединить его с Майами-Бич.
Звонок Манкузо поднял Росса с кровати.
— Ну, твою мать! — заорал он в трубку, поняв, кто его разбудил.
— Надевай штаны, понял?!
— Иди ты в задницу вместе со штанами!
— Я сказал, надевай свои вонючие штаны!
— А я сказал, иди в задницу! — В голосе Росса звучала холодная ярость, и Манкузо догадывался почему.— Сукин ты сын! Знал же, дерьмо паршивое, что они собирались…
— Заткнись, Дэйв! Черт бы тебя побрал!…
И Дэйв замолчал.
— А теперь пиши адрес.— Манкузо продиктовал адрес, который только что узнал.
— Что это?
— Пиши, кому говорят, хрен собачий!
— О'кэй. О'кэй.
— Я буду звонить из автомата у себя в отеле. Даю тебе пять минут. Позвони мне из своего. Давай не тяни время!
Росс быстро надел брюки, прямо на босу ногу натянул ботинки, накинул на плечи свитер, сгреб с тумбочки всю мелочь, какая была, и, захватив бумажник и ключ, выскочил из комнаты.
Манкузо, кое-как стерев остатки крема с лица, набросил банный халат, сунул ноги в шлепанцы и спустился на лифте в фойе. Тут было полно народу: люди выписывались из гостиницы, спеша в аэропорт. В своих синих шлепанцах и бело-синем, в полоску, халате, с наполовину выбритой недовольной физиономией, торчавший у автомата Манкузо сразу же бросался в глаза.
Наконец телефон зазвонил. Голос Росса в трубке звучал раздраженно: еще бы, ведь ему пришлось, небритому и непричесанному, тащиться на Коллинс-авеню в поисках ближайшей телефонной будки.
— Хрен моржовый! Ты же знал, что меня подслушивают, что за мной слежка!
Манкузо молчал.
— Говори, знал?!
— Н-да, ладно. Может, догадывался.
— Может! Знал, сука!
— Такое дело… — Росс услышал, как Джо переминается с ноги на ногу.— Н-да, я предполагал, что без говна не обойдется. Но дело не в этом.
— Иди ты ко всем матерям! "Не в этом"! Да я твою башку вонючую размозжу, когда…
— Это адрес Петерсена, понял?
— Что?! Как ты?!. — Голос Росса тут же осекся.
— Достал через друга. Не задавай вопросов!
— Значит, где, говоришь, его берлога?
— Около Балтимора. Так мне передали.
9.30.
— Леди и джентльмены, сейчас выступит вице-президент Соединенных Штатов!
Конференц-зал на четвертом этаже старого президентского особняка был забит репортерами и телеоператорами и гудел как пчелиный улей. Но едва на трибуну поднялся Дэн Истмен, как в зале наступила мертвая тишина.
— Я намерен сделать заявление,— начал Истмен.— Для вас и для всего американского народа. В связи с характером этого заявления я не смогу ответить ни на какие вопросы.
В зале раздалось несколько ворчливых возгласов. Но поскольку собравшиеся знали, что пресс-конференцию передают в эфир все три ведущие телекомпании, никто не хотел, чтобы у зрителей сложилось впечатление, будто "масс медиа" позволяют себе держаться непочтительно по отношению ко второму — после президента — человеку в стране.
Истмен говорил без бумажки:
— Как вы, несомненно, знаете, время от времени у меня возникали разногласия с президентом Бейкером по ряду вопросов. Я уверен, что вы разделяете мое мнение: у честных и независимых людей такого рода разногласия по проблемам, касающимся управления государством, вполне нормальная вещь.
— Однако вчерашние газеты,— продолжал он,— содержали совершенно недвусмысленное доказательство того, что мои нынешние разногласия с президентом достигли такого уровня, когда они больше уже не отражают просто различные точки зрения у единомышленников. Развитие событий таково, что дольше молчать я не могу. Вот почему я и решил сегодня утром апеллировать к американской нации…