— Да,— сказал Манкузо,— это президент приказал армии заразить Мартинеса СПИДом? Или то была идея Компании?
Бендер так и застыл, как стоял, со стаканом в каждой руке. Затем повернулся и посмотрел Манкузо прямо в глаза.
— Извините,— он злорадно улыбнулся,— что вы сказали?
— Вы послали группу захвата, чтобы прикончить Петерсена?
Не отвечая, Бендер пересек комнату и вручил Манкузо его выпивку. И когда они стояли вот так рядышком, Манкузо сказал:
— Вы ввели в дело секретную службу. Только президент или его правительство могли сделать это.
— Исполнительная власть — понятие неоднозначное,— сказал Бендер. Ободок его бокала тронул бокал Манкузо. Пока он пил, над ободком сверкали его глаза.— Я вижу, у вас богатое воображение, агент Манкузо.— Он присел на край стола, в его глазах по-прежнему мелькала улыбка.— Вы прозевали свое призвание. Вам надо было стать писателем.
— Я как раз пишу некролог о Мартинесе. Помочь не желаете?
— О Мартинесе, да? — Бендер тихо хихикнул себе под нос. Затем откинул голову и потер подбородок.— Конечно. Отчего ж не помочь. Полковник Октавио Мартинес героически погиб в войне, которую выбрал для себя сам. Он…
— Вы прикончили его СПИДом, чтоб он больше не был героем,— сказал Манкузо.— А пока он умирал, вы помогли найти кого надо, чтоб закрыть дело. И чтоб тот был у вас на крючке.
— Вы прямо ученый от политики, агент Манкузо,— заметил Бендер.
— Затем в это дело влез Петерсен.
— Обворожительно. Вы это в кино видели?
— А как насчет Беквита? — спросил Манкузо.
— Кого?
— Вы даже не знаете его имени, верно? Врач. Как насчет его, его жены и ребенка?
— Спешу узнать.
— Ваши люди и тут постарались. В противном случае дело о СПИДе могло просочиться наружу. И чтобы замести следы, они убили троих.
— Вы что, в самом деле верите, что американское правительство способно совершить подобное преступление? — спросил Бендер.
— Ха, мистер, вы говорите с парнем, который устанавливал микрофон под кроватью Мартина Лютера Кинга.
— Манкузо, похоже, вы заядлый игрок.— Бендер подошел к настенной карте обеих Америк.— Что ж, поиграем? — Бендер повернулся к Манкузо спиной и посмотрел на карту.— Предположим, только предположим, что крупица истины в вашей идиотской истории имеется. Предположим, что мы хотели убрать с дороги Мартинеса. Чего мы вовсе не хотели. Так почему же мы не пристрелили его где-нибудь в джунглях?
— Потому что в этом случае ваши же собственные агенты, если б только дознались, никогда больше вам бы не поверили.
— Вижу, вы великий гуманист, впрочем, так же, как и дурак тоже,— фыркнул Бендер.
— Ничего не имею против шпиков,— заметил Манкузо.— Во всяком случае, не заставляю их убивать друг друга.
— Допустим, вы правы, но тот, кто нанял Петерсена, тем самым сделал для нас потерянной почти всю Латинскую Америку! — парировал Бендер.
— Кто его нанял?
Одно мгновение Бендер смотрел на него, потом вновь заговорил:
— Вероятно, те же люди, что убрали его.
— Так кто же?
— Хотел бы я знать. Они хорошо работают.
Манкузо встал и поставил стакан на стол нетронутым.
— Извините меня, но я хочу выбраться отсюда прежде, чем начну блевать.
— Вы не будете первым,— заметил Бендер.
Раздался зуммер селекторной связи, и Бендер нажал на кнопку:
— Да?
— Президент желает сейчас встретиться с мистером Манкузо,— сказал голос его секретарши.
— Благодарю вас,— тут Бендер взглянул на Манкузо.— Даже если вы правы,— начал он, и в его голосе прозвучала глухая угроза,— что вы полагаете предпринять?
— Кто сказал, что я хочу что-либо предпринимать? — И Манкузо взял свою шляпу.
Не важно, кто вы. В вас все равно живет странное чувство, когда вы стоите в коридоре и знаете: вот сейчас отворится дверь и там за ней в комнате вас будет ждать президент Соединенных Штатов.
Манкузо стоял в коридоре рядом с Бендером и беспокойно переступал с ноги на ногу. Он ждал. И его наполняли чувства, с которыми, как он думал, он распростился много лет назад.
В качестве секретного агента он был в толпе в день инаугурации Джона Кеннеди. Шел 1961 год. Погода в тот день была переменчивая, капризная, хоть и солнечная. В общем, обычная для январского Вашингтона. Манкузо должен был следить за толпой. А вместо этого он с тысячами других людей, также подняв голову, смотрел на трибуну и слушал, как Кеннеди обращался к американцам, спрашивая, что они могут сделать для своей страны. Смотрел, как он заслонял от солнца бумаги старика Фроста[126], когда тот пытался читать свою поэму.