— Сейчас объясню,— сказал Манкузо.— Прежде чем открыть огонь, Петерсен должен был убедиться, что гильза уже в патроннике. Теперь смотрите.
Манкузо поднял винтовку, открыл наполовину затвор — внутри блестела гильза.
— Увидеть гильзу вы можете, только когда отведете назад затвор. Вам не приходило это раньше в голову?
— К чему вы клоните? — начал заводиться Терри.
— Увидеть вы можете только гильзу, но не пулю, понимаете? — Манкузо снова защелкнул затвор.— Пометив гильзу черной краской, Петерсен смог убедиться, что в стволе нужная пуля.
Манкузо положил винтовку на место. Казалось, он очень доволен собой.
— Послушайте, агент Манкузо,— сказал Терри,— вы что же, только ради этого притащили меня сюда?
— Эх, стало быть, вы ничего не поняли,— Манкузо оглянулся на Харриса и развел руками.— Он не просекает.
Терри вскочил, кипя от возмущения.
— Я стараюсь объяснить вам только одно, сенатор, что не все пули были одинаковые. Посмотрите! Шесть пуль тупорылые. Когда они попадают в мягкую ткань, то проделывают лишь маленькую дырочку. А потом,— Манкузо сжал руку в кулак и тут же разжал,— потом, ударившись о кость, взрываются. Одно непостижимо: почему именно последний выстрел отличался от остальных?
— Почему же?
— Ни почему.— Манкузо улыбнулся.— Не последний, а первый выстрел был другим.— Он показал пустую черную гильзу.— Эта пуля была в стальной оболочке. Влетела и вылетела. Боль жгучая, но рана чистая. А пулю мы просто не искали, потому и не нашли. Это был первый выстрел Петерсена.
Манкузо положил черную гильзу Терри на ладонь.
— Она предназначалась для вас.
Терри уставился на гильзу, потом перевел взгляд на Манкузо. Над верхней его губой выступили капельки пота.
— Но это… это чушь какая-то.
Манкузо улыбнулся.
— Хотите убедиться?
Он сел на вертящийся стул лицом к телеустановке с восемью темными экранами.
— Покажи ему.
Харрис нажал на кнопку, и тут же пять экранов ожили. На каждом появилось неподвижное изображение: с пяти разных точек трибуна Капитолия в то утро, когда было совершено убийство. Каждый кадр показывал, как Терри и Мартинес жмут друг другу руки и улыбаются. Картина, от которой может стать не по себе: живой и мертвый. Пять изображений двух энергичных, полных жизни молодых людей. Манкузо бросил взгляд на Терри. Казалось, тот постарел на несколько лет за прошедшую неделю. Неужели прошла всего неделя?
— А теперь смотрите, что мы проделали, сенатор,— сказал Харрис.— Мы синхронно пустили пять разных лент, на которые были засняты последние новости. Лента видеоканала дает тридцать кадров в секунду. А винтовка выпускает десять пуль в секунду. Так что даже после того, как убийца снял палец с курка, перед нами должен был промелькнуть еще двадцать один кадр.
Терри кивнул.
Манкузо сказал:
— Пошли дальше.
Харрис нажал на переключатель скоростей. Все пять экранов засветились. Появились замедленные кадры: Терри и Мартинес медленно-медленно переходят от рукопожатия к объятиям.
— Теперь включим звук,— сказал Манкузо.
Харрис нажал на пусковую кнопку, и неприятно скрежещущий нарастающий гул аплодисментов звериным воем вырвался из усилителей.
— Вот сейчас…— сказал Харрис.
Внезапно все пять экранов показали, как на Фэллоне полетел в клочья пиджак, словно взорвался где-то на животе. Он согнулся от боли, и тут же шесть взрывов настигли Мартинеса, разнесли на нем одежду, мягкие ткани, обнажив кости спины. Потом живописно и до жути страшно оба стали падать.
— Достаточно,— сказал Манкузо.
Харрис выключил мониторы.
Терри Фэллон молча, словно окаменев, долго сидел за столом перед темными экранами. Манкузо не сводил с него глаз. Наконец Терри посмотрел на Манкузо.
— Просто невероятно. Нев… Почему вдруг?
— Не вдруг,— сказал Манкузо и обернулся к Харрису.— Покажи теперь с другой позиции.
Харрис нажал на кнопку, и на среднем экране появилось неподвижное изображение толпы у подножия трибуны. Головы запрокинуты, руки застыли перед аплодисментами. Солнечный свет падает на их озаренные лица, обращенные к герою, которого они приветствуют.
— Переведи на блондинку,— сказал Манкузо.
Харрис включил видео, и на экране появилась цифровая шкала. Он крутанул переключатель, и тогда изображение перескочило на хорошенькую блондинку, затерявшуюся в толпе репортеров и зрителей.
— Узнаете? — спросил Манкузо.
Фэллон молча кивнул.
— Крути дальше,— велел Манкузо.
Лента поползла дальше. Руки Салли на изображении медленно поднялись к лицу еще до того как выражение радости окружавших ее людей сменилось ужасом.