— Где?
— Мне известно лишь одно такое место — Национальный институт здравоохранения в Бетезде. Это у нас. А у французов этим вроде занимаются в Париже в Пастеровском институте. Туда перед самой своей смертью еще ездил Рок Хадсон[67].
— А кто-нибудь мог выкрасть из Института в Бетезде вирус СПИДа?
— Не думаю. Легче, наверное, выкрасть атомную бомбу!
— Это почему же?
— Потому что их больше…
Росс поднялся.
— Спасибо тебе, Тим…
Тот перебил его:
— Да, я вспомнил. Есть еще одно место.
— Какое?
— Форт Дитрих. Штаб Управления медицинских исследований армии США.
Росс вытащил из кармана блокнот.
— Кого мне там надо повидать?
— Никого! Забудь про это дело. Туда простым смертным вход запрещен. И не пытайся совать к ним свой нос — останешься в дерьме!
Росс тем не менее старательно записывал:
— Так… значит, штаб Управления медицинских…
Фэрчайлд перехватил его руку — перо остановилось.
— Брось писать, Дэйв! Там тебе ничего не скажут. Ребята из этого управления — они не просто военврачи, как я. Нет. Когда выйдет их срок, они не уйдут на гражданку, не станут педиатрами. Они убежденные, они фанатики! Считают, что война уже давно началась. Им плевать, сколько народу помрет,— лишь бы победить.
Росс смотрел на него во все глаза.
— В любом случае я бы туда не совался.
— А что?
— Там как раз можешь что-нибудь такое подцепить…
— Спасибо, дружище. Ты мне здорово помог.
— Помог? А я-то думал, что это все чисто гипотетически.
Росс ничего не ответил.
— Я знаю одного парня,— заговорил Фэрчайлд,— который бы мог быть тебе полезен.
Взяв у Росса ручку, он нацарапал на листке адрес.
— Он врач и раньше работал у них. Но не выдержал и смылся оттуда.
— Спасибо.— Росс спрятал листок в карман.
— Гляди в оба, Дэйв…— Обойдя стол, Фэрчайлд приблизился к Россу.— Тут замешана армия, понял? А эти люди, учти, шутить не любят. Так что осторожней.
— Ясно. Я не говорил тебе, что ты настоящий парень?
— Нет. И давно…
11.35 (по центральному времени).
Миновав последний из хьюстонских пригородов, Тед Уикофф еще с час ехал по проселочной дороге. Мимо проносились пожелтевшие техасские равнины, поросшие кустарником, и рощи торжественных, как часовые, кактусов сагуро. Потом взятый им напрокат форд пересек узкоколейку — отсюда к цели его путешествия вела прямая, словно лента, асфальтовая аллея. У въезда посетителей встречала новенькая красно-белая вывеска: "ЧАСТНАЯ ДОРОГА". Ярдах в ста виднелись брошенные загоны для скота и мостки, по которым животных загоняют в вагоны. Вскоре появилась еще одна вывеска, тоже красно-белая, на ней было крупно выведено слово "КИМБЕРЛИ".
Вдоль колючей проволоки, отделявшей от дороги обширное пастбище, Тед проехал еще добрых миль пять. Но вот проволока сменилась белым штакетником, а пастбище — лугом. Еще миля — и открылся въезд в имение: вдалеке виднелось несколько построек, окруженных небольшой рощицей. Тед вылез из машины и позвонил по телефону, предусмотрительно поставленному при въезде.
Человек на другом конце провода прогнусавил с техасским акцентом:
— Семейная резиденция Кимберли. Чем могу служить?
— Я Тед Уикофф. Из аппарата вице-президента. Я звонил вам, чтобы условиться насчет встречи с мистером Кимберли.
— Минутку, мистер Уикофф.
Он остался стоять с трубкой в руке. За забором виднелась длинная бетонная взлетная полоса, два белых ангара и посадочная площадка, где вполне мог бы уместиться пассажирский самолет. Прошло некоторое время — и в трубке послышался назойливый треск.
— Мистер Уикофф, весьма сожалею, сэр, но у мистера Кимберли сегодня забит весь день. Вы же понимаете, как это иногда случается. Может быть, вас устроит начало будущей недели? Или, скажем, через неделю?
— Боюсь, что это мне не подойдет,— ответил Уикофф.— Скажите мистеру Кимберли, что я не займу у него слишком много времени. И еще скажите, что я еду в Кливленд.
— Минутку.
Железные ворота бесшумно раздвинулись. Повесив трубку, Уикофф сел в машину. На полпути к усадьбе он поравнялся с группой ковбоев — все немолодые, в пыльных сапогах и потертых кожаных куртках, не раз побывавших и под дождем, и под палящим солнцем. Они проводили его машину косыми взглядами из-под широких полей своих шляп.
В конце аллеи возвышался огромный раскидистый дуб, за которым, в окружении рощицы ореховых деревьев, стоял белый псевдоготического стиля особняк: шесть свежевыкрашенных колонн у входа поддерживали изящный портик.