Раух сложил руки на столе:
— Мне хотелось бы выразить благодарность госсекретарю за тот урок политической экономии, который он нам всем преподал. Но идиллическая картина деятельности нынешней администрации, нарисованная им, отнюдь не меняет существа дела. Я имею в виду тот факт, что Центральное разведуправление не имеет, повторяю это, абсолютно никакого отношения…— его голос звучал теперь на повышенных нотах,— никакого отношения к гибели Консуэлы Ортеги.
— Господи,— Крэнстон беспомощно развел руками,— может, вы еще станете нас уверять, что не минировали их гавани?
Это замечание не на шутку взбесило Рауха.
— Да, мы заминировали гавани, мать вашу, потому что все согласились — в этой комнате, между прочим,— что тем самым сможем выкинуть Ортегу из седла. Но мы все ошиблись — он удержался.
Теперь Раух говорил сущую правду. И все, кто сидел сейчас за столом, знали это, а потому хмуро молчали.
— Так!…— нарушил молчание министр обороны Зэк Литтмен.— Кажется, в нашем шоу небольшой антракт. Но в следующем действии мне бы хотелось получить ответ на вопрос: кто же все-таки убил Октавио Мартинеса?
Никто ему не ответил.
— Видите ли, мой подход к этому делу, которое, похоже, кажется моим коллегам таким запутанным, весьма прост. Всякий раз, когда я имею дело с преступлением, то спрашиваю себя: "Cui bono?"[88]. Иными словами, кому это убийство на пользу? Потом я набрасываю небольшой списочек тех, кому было бы легче дышать без Мартинеса, и среди них начинаю искать виновного.
— Куда вы клоните, Зэк? — спросил президент.
— А вот куда. Мы ведь исходим из того, что убийство Мартинеса — дело рук Ортеги. Поэтому наш доблестный директор ЦРУ и решил его предупредить: мы, дескать, не потерпим, чтобы вот так, на глазах телезрителей, убивали наших союзников. А как сделать подобное внушение недвусмысленным и доходчивым? Взять и ухлопать дочку Ортеги.
— Ну и что? — в нетерпении спросил Крэнстон.
— Да ведь тут нет никакой логики,— продолжал Литтмен.— Нет, потому что Ортега не имеет отношения к этому убийству.
Все головы разом повернулись к нему.
— Почему вы так думаете? — спросил президент.
— Очень просто. Мартинес фактически проигрывал войну с сандинистами,— невозмутимо возразил Литтмен, выкладывая на стол кипу бумаг.— Прочтите хотя бы эти сводки. О потерях контрас. Об отсутствии пополнений. И сколько дивизий сумел за это же время выставить Ортега. А теперь спросите себя сами: нужно ли Ортеге, чтобы у контрас появился новый лидер, когда старого он мог употреблять в любом виде?
Литтмен подтолкнул копии документов к президенту. Крэнстон, склонившись над плечом Бейкера, также принялся их изучать.
— Но, положим, мне бы сказали, что убийство Мартинеса организовало наше ЦРУ, чтобы заменить его этим фанатиком… я имею в виду отца Карлоса…
— Ложь! Наглая ложь! — вспыхнул Раух.
Литтмен, однако, остался невозмутимым.
— … того самого Карлоса, который позволил бы нам выступать в Никарагуа единым фронтом с католической церковью. В таком случае все сразу становится по своим местам.
Раух вскочил.
— Зэк, это самая отъявленная…
— Сядьте, Билл! — резко оборвал его президент.— И побыстрее!
Раух нехотя подчинился.
— Продолжайте, Зэк, мы слушаем,— обратился к нему Бейкер.
— Итак, что мы имели? Мартинеса, который проигрывал войну. И которому следовало уйти. Я не исключаю, что он с этим не соглашался. Может быть, он приехал в Соединенные Штаты, чтобы уговорить вас и дальше оказывать ему поддержку.
Президент в упор посмотрел на Рауха:
— Билл, это правда?
— У меня нет информации на сей счет. И нет оснований верить сказанному.
— А что, Мартинес выигрывал войну? Или проигрывал? — спросил президент.
— Об этом рано судить.
— Черт подери, отвечайте на вопрос, Билл! Выигрывал или нет?
— Нет,— наконец выдавил из себя Раух.— Не выигрывал. Но и не проигрывал.
— Продолжайте, Зэк,— президент снова обернулся к Литтмену.
— Может быть, у генерала Гэбриела есть что добавить к сказанному? — заметил Литтмен.
Четырехзвездный генерал ВВС Гэбриел был председателем Объединенного комитета начальников штабов.