Но по самой крепости стреляли из пушек. В конце концов угрозы из толпы, которые слышали члены Избирательного комитета, возымели действие. Угрозы становились все настойчивее. Бургомистра и выборщиков обвиняли в сговоре с комендантом Бастилии, кричали, что их самих нужно выдать на расправу, и тогда пусть их накажет народ. И верно, уже принесли солому, уже собирались поджечь и ратушу, и Избирательны Избирательного комитета, несомненно, подвергались большей опасности, нежели комендант Бастилии и его солдаты, - позднее писал Луис-Гийом Литра, член Избирательного комитета и очевидец событий. - По крайней мере я Убежден, что в тот день лишь чудо защитило ратушу от "гня, а нас, находившихся в ней, охранило от резни". В этот критический момент выручил один из
439
жан - он взял командование на себя. Пока члены комитета снарядили двух посыльных в Версаль, спеша уведомить о происходящем депутатов Национального собрания и требуя оружие, в это время, как рассказывает Литра, "никому не известный человек возглавил две роты французской гвардии, которые еще с утра выстроились на площади перед ратушей". Это был швейцарец Юлен тридцати одного года, управляющий прачечн был знаком лично, был его восторженным почитателем. В Париж Юлен прибыл по коммерческим делам, но вал революции захлестнул его и вынес наверх. Впоследствии он стал полковником, в 1806 году во время наполеоновских войн был комендантом Берлина.
Но пока для Юлена все только начиналось. На площади перед ратушей стояли две гвардейские роты, и он обратился к ним с зажигательной речью, показывая на раненых, которых принесли от Бастилии к ратуше: "Посмотрите на этих несчастных, что воздевают к вам руки! Неужели вы допустите, чтобы перед Бастилией убивали наших безоружных отцов, жен, детей? Неужели вы допустите это, вы, вы, у которых есть ору гвардии, жителей Парижа убивают, и вы не хотите направиться к Бастилии?" Так продолжалось до тех пор, пока гвардейцы не примкнули к парижанам. 150 гренадеров и фюзилеров под командованием Юлена, прихватив с собой четыре или пять пушек, стоявших на Гревской гоощади перед ратушей, направились к Бастилии. По дороге к ним присоединялись группы вооруженных горож-н.
Стрелки расположились возле Бастилии. За' 'л открыли огонь. Непосредственного урона крепоси выстрелы не принесли, но комендант Делонэ запер] 'и.ал. Как рассказывали потом инвалиды, он хотел да> юджечь порох, хранившийся в Бастилии, и взорвать крепость. Делонэ начал обсуждать свой замысел с гарнизоном, но солдаты предпочли капитулировать. Комендант уступил им и распорядился сдаться и вывесить переговорам, а не капитуляцию. Впрочем, и за последней дело не
440
стало. Солдаты объявили, что готовы сложить оружие и передать крепость при условии, что им будет обеспечен надежный конвой.
Осаждавшие, то есть два их предводителя, офицер Эли и Юлен, дали свои обещания. После этого защитники Бастилии капитулировали и опустили разводной мост. Юлен и Эли первыми вошли в крепость. Дело клонилось уже к вечеру, было примерно без четверти пять. Гарнизон собрался во дворе, ружья были сложены вдоль стены. Эли и Юлен приветствовали коменданта и офицеров; они обнялись.
Они давали слово в полной уверенности, что сдержат его, но переоценили свое влияние на толпу. А она, разъяренная, вслед за ними по мосту ворвалась в крепость. Юлен попытался защитить коменданта, предложив ему покинуть крепость и под защитой нескольких гвардейцев направиться в ратушу. По пути туда на них снова напали. Юлена сбили с ног, коменданта схватили и тут же, на месте, убили. Маркизу Делонэ отсекли голову мясницким ножом.
Толпа жаждала перебить весь гарнизон. Этому помешали лишь Эли и гвардейцы, умолявшие пощадить своих солдат. Однако некоторых из них все же убили. Погибли майор Бастилии, адъютант, два лейтенанта и три инвалида.
Несколько часов в Бастилии бушевала чернь. Все было разгромлено. Толпа отыскала архив, который с огромным тщанием собирали многие годы. Бумаги и книги выхватывали и бросали в канаву. Об узниках, "скорбных жертвах деспотизма", вспомнили гораздо позже. Наконец, когда их решили освободить, не нашлось ключей. Потом все-таки отыскали тюремщиков, отняли ключи и с триумфом принесли к ратуше. И вот вывели "жертвы". Однако по большому счету гордиться тут было нечем. Узников было всего семь, и каких: один из них оказался закоренелым уголовным преступником, двое - душевнобольными, четверо других под^^^°али векселя (они содержались в с триумфом
441
провели по улицам города, а впереди несли голову маркиза Делонэ, насаженную на пику.
Таким был так называемый штурм Бастилии. Вечером этого бурного дня, 14 июля 1789 года, Людовик XVI записал в своем дневнике - крохотной тетради, переплетенной серой бечевкой, - лишь одно-единственное слово: "Ничего". И все же он преуменьшил случившееся. Этот деньстал началом его собственного конца. Под впечатлением событий 14 июля Людовик XVI попросил вернуться в Париж своего бывшего министра финанс и высланного из страны.
Семья Неккеров еще не добралась до своего швейцарского имения - замка Коппе (с покупкой его Неккер приобрел титул барона), когда курьер из Версаля доставил известие о событиях в Париже и сообщил, что король просит барона Неккера (теперь уже в третий раз) вернуться в состав кабинета министров. Неккер возврат тился - с женой, дочерью и зятем.
"Каким удивительным все-таки было это путешествие, - писала позднее мадам де Сталь. - Я думаю, никому, кроме монархов, не доводилось переживать что-либо подобное... Восторженное ликование сопутствовало каждому его (Неккера. - Авт.) шагу; женщины, работавшие в поле, падали на колени при виде проезжавшей мимо кареты; в городках и селениях, которые мы миновали, тамошние знаменитости выходили нам навстречу и, заменяя ямщиков, уводили наших лошадей; горожане, выпрягая лошадей, сами впрягались в карету..." Кульминацией стал Париж. На улицах и крышах домов расположились тысячи людей; все ликовали.
Когда Неккер возвратился в Париж, уже начали сносить Бастилию. От "бастиона деспотизма" не должно было остаться камня на камне. Однако крепость сносил вовсе не "парижский народ", на плечи которого потомки часто сваливают этот обременительный труд. Этим занялся строительный подрядчик Поллуа; под его началом работали 500 человек, получавших за свой труд по 45 су в день. Имелся у них и побочный зара
442
сколько недель Бастилия была излюбленным местом прогулки парижан. За пару су многие охотно покупали "кусочек страшного тюремного свода, на который веками оседало дыхание невинных жертв". Весь Париж жаждал увидеть брешь, через которую ворвались в крепость победители. Зеваки ощупывали пушки, "беспрерывно палившие в народ"; с содроганием останавливались перед "орудием пытки", которое на самом деле был машиной; в ужасе застывали, уставившись на человеческие скелеты, найденные во дворе Бастилии. Скелеты считали "останками мучеников свободы", что воочию доказывало "жестокость деспотической власти". Граф Мирабо, выступая в Национальном собрании, сказал: "Министрам недостало прозорливости, они забыли доесть кости!"
За эти недели и месяцы родилась легенда о "штурме Бастилии" и о "цитадели деспотизма". Немало тому способствовал Анри Масер де Латюд, один из бывших узников крепости. Он провел в Бастилии 35 лет и теперь осознавал открывавшиеся перед ним возможности. Когда крепость начали сносить, он водил по ее развалинам любопытствующих зевак, позже написал книгу о времени, проведенном в тюрьме.