И всю эту красоту отдать в руки мятежникам?
Войцех огляделся по сторонам и, увидев в глазах своих товарищей такой же невысказанный вопрос, поудобней перехватил своё копьё.
— Вот что я тебе скажу, Гашик, — заявил он, чувствуя молчаливую поддержку своего взвода. — Мы отступим. Но если это предательство, то…
— Молчать! — гаркнул вмиг покрасневший сержант. — Или под трибунал захотели?
Хоть Гашик был один против двадцати копейщиков, но никто из стражников не решился ему возразить.
Гашик не просто так носил саблю вместо штатной шпаги. Гашик, как и пан капитан, тоже был из шляхтичей и, несмотря на свой третий ранг Дуэлянта, уверенно бился против Воинов четвёртого ранга.
И было в его голосе что-то такое, что мгновенно погасило пожар народного недовольства.
— Мы отступаем, — отрезал Гашик. — А кто нарушит приказ или переметнётся к тем идиотам, лично голову снесу. Всем ясно?
— Так точно, пан сержант! — вытянулся в струнку Войцех, а вместе с ним и весь взвод.
— То-то же, — проворчал Гашик, но всё же, сжалившись над своими подчинёнными, добавил. — Мы не просто отступаем. Мы идём на соединение с имперской армией. А эти идиоты пускай остаются один на один со своей… независимостью.
Последнее слово сержант буквально выплюнул, и Войцех с облегчением перевёл дух. Не все командиры поддерживали имперскую власть, и кто-то переходил на сторону мятежников, уводя с собой и простых стражников.
— Вы слышали пана сержанта? — рявкнул Войцех, подхватывая с земли свой походный мешок. — Ноги в руки и ходу! Мы идём на соединение с имперской армией!
Где-то под Варшавой
Анджей с торжеством наблюдал, как неохотно горит каменное здание муниципалитета.
Агитаторы были правы — имперская армия и даже стража отступили, не выдержав гнева гордых сынов Польши!
Отныне всё будет по-другому. Теперь они сами себе хозяева, и никакие имперские правила и законы им не указ!
А ещё поговаривают, что тем, кто проявит себя лучше всех, пожалуют дворянское звание!
Анджей уже проявил себя — сжёг и разграбил таверну ярого имперца, своего соседа, который вечно отказывался наливать в долг. И хоть трактирщик ходил на все собрания сочувствующих, Анджей всё равно считал его имперцем.
Поэтому и заколол соседа и его жену во сне, после чего и пустил в таверне красного петуха.
Да, муниципалитет поджёг тоже он, причём на глазах у одного из кураторов.
Ещё несколько поджогов, желательно с прокля́тыми имперцами внутри, и звание шляхтича у него в кармане!
— Прокля́тые имперцы, — прошептал Анджей, сплёвывая на землю — Всё из-за вас! Ну ничего, кончилось ваше время! Теперь мы здесь власть!
Где-то под Варшавой
— Имперец! Как есть имперец!
— Да чего ты с ним церемонишься? Проткни ему брюхо и делов-то!
— Пусть для начала этот имперец скажет, где хранит золотишко!
— Нет у меня ничего, добрые паны, — Кшиштоф жалобно всхлипнул и сложил в мольбе ладони. — Всё на борьбу с имперцами пожертвовал!
— Заткнись! — правый с силой пнул Кшиштофа в лицо, и тот, повалившись с колен на землю, горько зарыдал.
Два вооружённых копьями мужика со смутно знакомыми лицами, кажется, встречались в мастерской, с явным удовольствием смотрели, как он валяется у них в ногах, моля о пощаде.
А ведь как хорошо всё начиналось!
Кшиштоф, в отличие от многих, не был ярым националистом и плевать хотел и на Царство Польское, и на Российскую Империю, но зато он сразу смекнул, как обратить ситуацию к своей выгоде.
Здесь ведь главное, кто громче кричит. Кто первым назвал соседа имперцем, тот и прав.
Вот и успел он под шумок обвинить своего соседа в поддержке имперцев.
Соседа со всей его семьёй подняли на вилы, а Кшиштоф заполучил дом и землю соседа.
Следом пришёл черёд булочника, который недолюбливал Кшиштофа, считая его тунеядцем, и алхимика из второго квартала — этот мерзавец уволил Кшиштофа в прошлом году. Подумаешь, разлил какое-то там зелье!
Ну а потом Кшиштоф настолько вошёл во вкус, что в его квартале не осталось ни одного недоброжелателя.
Пять домов сгорело, два соседа сбежали вместе со своими семьями.
Кшиштоф наконец-то стал полноценным землевладельцем и мог претендовать на звание шляхтича.
Вот только кто мог предположить, что его владения решат присвоить себе два ублюдка с последней работы Кшиштофа?
— Похоже, у него и вправду ничего нет… Кончай его.
— Я же свой, братцы, — пролепетал Кшиштоф. — Меня-то за что?