- Кто здесь гремит железом, ржёт и будит порядочных гномов? - сварливым тоном осведомился он.
- Здравствуйте, - прошептал Лёва. - А вы правда гном?
- У твоей мамы один сын? - спросил крепыш.
- Один, - удивленно ответил Лёвушка.
- Так вот, он - идиот, - констатировал хозяин пещёры. - А я - гном. Иткин, сын Певзнера.
- Да удлинится бесконечно твоя борода! - торжественно произнёс Куперовский, который тоже кое-что читал и знал, как обращаться с разными сказочными тварями и тварюшками.
- Да падёт типун на твой болтливый язык! - ответил гном. - Разве это пожелание? И так замучаешься мусор и колючки из бороды выбирать, а тут ещё доброжелатели со своими заклинаниями! Не дай Бог, Эру услышит!
Лёва принялся извиняться.
- Ладно, проехали. Тебе переночевать? Пять шекелей, с постелью и завтраком.
Куперовский расплатился подаренными волшебником монетами. Гном попробовал их на зуб, присмотрелся...
- Что, работа чародея с Нулевого Отражения? Да? Я сразу догадался, тут у него фирменный знак есть, тебе не видно, а нам, сверхъестественным существам, сразу заметно. Пустое, не тушуйся. Не обманешь - не продашь, как говорится. Сойдут. В корчме возьмут или на рынке.
Он провёл Лёву по коротким переходам в высокую сводчатую пещеру, битком набитую спящим гномами.
- Видал? - хвастливо прищёлкнул языком крепыш. - Ни один ничего не почуял, все дрыхнут. Бери их хоть голыми руками. Только я, Иткин, сын Певзнера, услыхал грохот, который производили в верхнем пределе ты и твоя лошадь. Всё потому, что у меня самый чуткий сон. Я всегда настороже. Недаром я происхожу из достославного рода. Мой предок Балин, прозванный Хабарлогом за свою неукротимость, за обедом однажды съел восемнадцать больших колбас с довеском и после этого ещё сам дошёл до опочивальни. Известно за ним и множество других подвигов.
- Извините, - остановил Куперовский словоохотливого гнома, - но где бы здесь всё-таки можно было бы прилечь? Очень спать хочется.
- А вались где место найдёшь, - буркнул недовольно Иткин. - И не обессудь: у нас так принято. В чужую синагогу со своей Торой не ходят.
Лёва с трудом отыскал местечко между двумя храпящими бородачами и, с полчаса поворочавшись на разбросанном по всему полу сене, уснул.
Иткин разбудил его ни свет ни заря.
- Пошли, - буркнул он, - а то братья проснутся.
- Они что, все - твои братья?!
- Да нет, - раздраженно отмахнулся Певзнеров сын. - Просто у нас так принято говорить. Поспеши. Это, видишь ли, секретный покой, посторонним здесь делать нечего, а я вот тебя привёл. Заработать, понимаешь, захотелось пару лишних шекелей.
- Пять, - уточнил Лёва.
- Ну, пять. Ладно, пришли, вот и твоя лошадь. Прощевай. В будущем году в Иерусалиме, как говорится.
И он шагнул в темноту.
- Постой! - закричал Лёвушка. - А завтрак?! Ты же мне обещал! Я же за него заплатил!
- Памятливый! - хмуро сказал Иткин, появляясь из тени. - Вот твой завтрак, - и он протянул Куперовскому небольшой узелок. - Однако сухим пайком, не обессудь. Счастливо.
- Пока, - ответил Лёва и не удержался от озорства. - Да удлинится твоя борода хотя бы ещё на метр.
Он пришпорил коня и ускакал, оставив позади машущего кулаками и сыплющего проклятиями гнома.
Ещё через двое суток Куперовский встретился с другим персонажем. Вообще чувствовалось, что он попал в зачарованные места. Деревья без всякого ветра шелестели кронами, а когда он начинал дуть, застывали в неподвижности. В темные углах кто-то вздыхал и ворочался. Зловредная тварь - орк Цубербиллер - стащила у Лёвушки носовой платок, туалетную бумагу и ложку. Хорошо, что у него была запасная. Накануне нижеописанной встречи из местного озерка, на берегу которого Лёва устроил днёвку, вынырнула русалка, призывно покачала неслабым бюстом, двусмысленно улыбаясь, погладила пальчиком свой левый сосок и, хихикнув, исчезла в глубине, прежде чем Лёвушка догадался поинтересоваться, что ей, собственно, от него нужно. Даже воздух здесь был другим, он странно пах, отчаянно сопротивлялся каждому вдоху, а попав в лёгкие, шумно качал оттуда права.
В этот день, стараясь застраховаться от всяких неожиданностей, Куперовский разбил бивак на зелёном лугу, под голубым небом и жёлтым солнцем, среди птичек, бабочек, божьих коровок, гусениц, мух, комаров, букашек и таракашек. Впрочем, вру, таракашек не было, зато попадались клещи, возможно, даже энцефалитные. В общем, пейзаж очаровывал, и Лёва далеко не сразу заметил, что его одиночество оказалось нарушенным. Некто возлежал на валуне неподалеку, вертя в руках флейту и тоскливо глядя в небеса. Едва он убедился, что Лёва обратил на него внимание, как повернулся в его сторону, приподнявшись на локте и приняв ещё более грациозную позу. У него были изящные руки и ноги, стройное тело, не без претензий упакованное в невесомые полупрозрачные переливающиеся всеми цветами радуги - и многими другими - одежды, прекрасное лицо с тонкими испанскими усиками и глубокими огромными глазами неопределённого оттенка и длинные струящиеся золотистые волосы. Даже пейсы его были прихотливо расчёсаны, надушены и убраны цветами. Даже горбинка на его носу была маленькой и изящной. И вообще всё это существо было не вполне материальным, каким-то живодригущим.
- Здравствуй, человек, - пропело эфирное создание. - Как твоё имя и что тебе нужно в Волшебной Стране?
- Здравствуйте, - отвечал с поклоном Лёва. - Меня зовут Лев Куперовский, я странствующий рыцарь. Но это временно, а на самом деле я инженер из К-ни. Это далеко, вы не знаете. А пришёл я в ваши места потому, что меня привёл сюда Ломающийся Меч.
- Почему же не знаю К-ни? - существо зевнуло. - Знаю я К-нь. Дыра.
- Ну, это дело вкуса, - обиделся за родной город мой герой. - А сами-то вы кто?
- Ах, - прозвенел в воздухе серебристый смех с отдельными блеющими нотками. - Я думал, это очевидно. Я эльф. Моё имя - Гурфинкель, наше жилище - в лесу неподалеку отсюда, но и этот луг также принадлежит нам. Мы здесь пируем м танцуем до утра. Я имею в виду весёлых эльфов.
- Вообще-то вы не выглядите слишком весёлым, - сообщил искренний Куперовский.
- Да, - грустно подтвердил эльф. - Вчера на празднике в честь тридцать пятого дня лета я немножко... как бы это получше выразиться...
- Перебрал, - подсказал Лёва.
- Спасибо. Очень хорошее, точное слово. Именно перебрал. Но сейчас я напился росы и уже почти совсем в форме. Хотите, я вам спою? Многие безнадёжно мечтают услышать эльфийское пение.
- Да, прошу вас, - с негодованием сказал Лёвушка; он ненавидел художественную самодеятельность. - Буду счастлив.
Эльф принял ещё одну из своих неестественных поз и паточным баритоном завёл (откуда-то из-под камня ему подыгрывала шотландская волынка, видимо, исполняющая функции "рояля в кустах"; возможно, у него там был спрятан магнитофон):
Парус несёт за моря, за моря,
Жалко, что бриг потерял якоря.
Как нам узнать, где закат, где восход,
Если наш компас отчаянно врет?
Мы подтянули свои пояса.
Слышатся нам голоса, голоса.
Весь я стал чёрен от грязи и пыли.
Черти меня в Эльдамар потащили!
Каждое утро молитву шепчу:
"Эру, я больше здесь быть не хочу!
Коль сохранишь Ты мне душу живу,
Я никуда уже не поплыву!"
Закончив пение душераздирающей нотой, эльф зарыдал. Неподдельные слёзы катились по его щекам и уже порядком намочили его сомнительное одеяние. Наконец он утёрся рукавом, высморкался в пролетавшую мимо бабочку и оказался способен к продолжению разговора:
- Очень трогательная песня. В этом месте я всегда плачу. Слова и музыка - мои, - скромно добавил он. - Вам понравилось?
- Да, большое спасибо, - вежливо сказал Лёва.
- Может быть, ещё одну?
- Нет-нет, больше не надо. Я уже вполне насладился.
- Ну, как хотите. А может, что-нибудь на эльфийском?
Матэ софэ, мэнэ тэбэ,
Нианибэ, нианибэ.
Мурло ушло, гантэль портфэль...