На том и порешили.
Лето вступило в свои права, и у Димитри появилась насущная необходимость заняться мелкими, но важными задачами: приближался официальный имперский праздник середины лета, и если первые три года можно было списать пренебрежение торжествами на аврал и перегруженность, то теперь, несмотря на траур, хотя бы официальную часть праздника нужно было провести - ради спокойствия гвардейцев и дворян. И конечно, дипломатический прием был обязательной частью программы. А консультант по стилю во время очередной встречи сказал Димитри еще порцию гадостей. Князь слушал терпеливо, потому что пока этот парень ухитрился ни разу не перейти границы, хотя говорил о вещах, впрямую касающихся очень личных областей жизни. В этот раз речь пошла о совсем интимных темах. Ряд предметов гардероба князь отказался выбрасывать, просто потому что очень привык к ним и любил их.
Евгений, услышав этот довод, посмотрел на него печально и сочувственно.
- Димитри, я тебя очень прошу, никогда и никому больше этого не говори. Будет у тебя потом собственный стилист или нет, но никакой обслуживающий персонал из этого мира не должен знать, что у тебя есть любимые обиходные вещи. Других историков моды, согласных заниматься подбором личного гардероба клиенту, ты не найдешь, а действующие стилисты не читают мемуары и не помнят о временах, когда у дворян были любимые предметы одежды и быта. И нормальный стилист предложит тебе обсудить это с твоим психологом. Ведь любимый предмет одежды - это память о том тебе, которым ты уже не являешься и которого нельзя показывать посторонним людям. Особенно у нас.
- Почему нельзя показывать? - спросил Димитри, чувствуя важное.
- Потому что тот, кто будет заинтересован сделать тебе больно, будет бить именно в эту часть твоей души. Мы тут все сволочи, князь. Учти и не верь нам.
Димитри кивнул, запоминая, и предложил перерыв на чай. Предстояла вторая сложная тема - белье. Пока они пили чай и обсуждали теорию вопроса, Димитри успел понять достаточно о перспективах своей личной жизни: если не изменить подход к вопросу, выбирать он сможет только среди своих. Учитывая возможные трения с досточтимыми, это не слишком обнадеживало. Допив чай, они удалились во внутренние покои, князь закрыл дверь гардеробной и услышал осторожный вопрос стилиста:
- Ты же понимаешь, что я попрошу тебя раздеться и показать, как это выглядит?
Князь пожал плечами и не стал дожидаться просьбы.
Стилист молчал долго. Выражение его лица было очень хорошо известно князю. В юности ему доводилось именно с таким лицом говорить хорошим друзьям, что стихи не удались. Димитри наклонил голову и слегка улыбнулся:
- Правду, пожалуйста.
- Господи, какая лажа, - ответил Евгений.
- Понятно, - кивнул князь. - Какие есть предложения?
Стилист сделал сложный жест одновременно левым плечом и правой бровью.
- Экстренно можно взять из армейских запасов, даже форменное офицерское будет лучше. Твой размер там точно есть. А в перспективе - давай решать вопрос исходя из задач. Что ты хочешь от своей личной жизни?
- А какие есть варианты? - спросил Димитри, одеваясь.
- Я подготовлюсь к разговору и обсудим, - ответил Евгений.
По независящим от них обоих причинам, продолжение разговора отложилось довольно надолго. После торжеств, носящих на себе явный отпечаток траура, на Димитри упал большой и беспорядочный ворох хозяйственных вопросов, и помочь в сведении этого беспорядка в хотя бы какое-то подобие системы ему могли только графы, непосредственно отвечавшие за земли края. Асане пришлось очень плотно заниматься зачисткой фауны в Ломоносове, а Дейвин был не меньше нее занят зачинщиками беспорядков.
Альена да Айгит родила довольно рано, в шестнадцать по человеческому счету. Она была "отданным ребенком": мать оставила ее отцу и ушла обратно к своим родителям, едва оправившись после родов. Альена с ней виделась несколько раз, но мать честно держала слово и не проявляла к Альене внимания больше допустимого. Отец, впрочем, ее тоже не баловал ни общением, ни заботой, поэтому интернат ей даже понравился. А вернувшись с кольцом мага из интерната, Альена быстро отселилась от отца на склон горы рядом со столицей и родила от смертного. Родила она потому, что ей очень хотелось кем-нибудь быть, а отец ей слишком часто говорил, что она пока никто - и до обучения, и во время, и после экзамена. Уехала юная магесса, однако, все-таки в дом, принадлежавший бабке ее матери, потому что купить дом на свои деньги не имела возможности: у нее еще не было рабочего контракта. Но родив, она стала матерью, и это было уже что-то. Потом, по прошествии времени, когда у нее был и свой дом, и четверо живых детей, все маги, она приехала к отцу только затем, чтобы сказать ему: "Да Айгит - это я. А ты кто? Все еще наемник у да Шайни или все-таки получил кольцо от старого маркиза?"