Асана в Гатчине сидела над картой и вычисляла их возможный маршрут, злясь и ощущая, как уходит время. Потом вдруг поднялась и скомандовала всем старт.
Погоня получилась что надо. Целей оказалось неожиданно много: две семерки двухколесных машин, резвых и маневренных. И перехватывать их поодиночке не было смысла: достопочтенный сказал "привезти всех". Убивать не хотелось: дети были будущими магами, взрослые защищали их, им просто не успели объяснить, что никто не хочет малышне вреда. Но нужно было успеть перехватить группу по дороге, потому что корытовский лагерь был уже фильтрационной зоной, и на ее территории саалан могли действовать только с разрешения начальника структуры. Внедорожник Асаны, в который поместилась половина ее группы, мог быть быстрее, чем мотоциклы местных, которых маги преследовали. Но из четырнадцати преследуемых трое постоянно путались перед самым носом автомобиля, заставляя отвлекаться, замедляться и перестраиваться. Они играли в "догони-мой-хвост" почти до самой Луги. А когда справа около шоссе показался гранитный памятный знак, вся группа преследуемых машин, кроме этих надоевших трех, вдруг одновременно прибавила скорость. Два мотоциклиста продолжили движение, а один остановился и положил свою машину на шоссе. С Асаной было четверо, и это были не самые худшие маги империи, а за ними следовала машина с гвардейцами, не такая быстрая. В отличие от людей, в ней сидевших. Они схватились за оружие, еще не успев толком открыть двери. Асана раздраженно дернула плечом и прикрылась заклятием от полетевших пуль, заметив себе серьезно поговорить с самыми торопливыми стрелками. Тот, с шоссе, ответил довольно задорно: в лобовом стекле машины Асаны появились две круглых дырки, от которых побежали трещины. Машине гвардейцев тоже не повезло: оба передних колеса вышли из строя. Гвардейцы повыскакивали из машины, продолжая перестрелку, Асана подала им знак заканчивать этот балаган и обернулась.
Мотоциклист лежал на шоссе, пристроив голову на кромку седла своей машины, смотрел на нее глазами серебряного цвета и улыбался весело и дерзко. Он ей понравился, и она приблизилась, хотя мужчина все еще держал в руках оружие. Подумав помочь ему подняться, она присела на корточки, чтобы было удобнее поддержать его за спину. Но он отвернулся от нее и умер. Так и не перестав улыбаться. Асана рассмотрела его внимательно. Рослый для местного, одного роста с ней, не слишком молодой. Впрочем, они тут все стареют рано. И совсем не огрузневший с возрастом. Она с грустью посмотрела ему в лицо. Человек был очень хорош - жесткие волосы глубокого коричневого цвета с едва заметной сединой, четкие правильные черты лица и эта дерзкая улыбка на мертвых губах. Казалось, он сейчас откроет глаза и можно будет говорить, но из-за его плеча по асфальту тек блестящий красный ручеек. Следы от пуль на грубом черном свитере были почти не видны. Асана поднялась, огорченная и расстроенная:
- Красивый. Был красивый.
Кто-то из гвардейцев недоуменно посмотрел на виконтессу:
- Он же враг.
- Это его земля, - отрезала она, - и не он начал стрелять первым. Местные хоронят в земле? Найди лопату и сделай ему могилу. Остальные, схватившиеся за оружие без команды, тебе помогут. Я жду.
Гвардейцы мрачно достали из багажника лопаты и занялись делом. Порка плеткой за самовольно открытый огонь им была обеспечена в любом случае, но Асана могла и добавить дисциплинарных мер, стоило лишь открыть не вовремя рот.
В это время от лужской платформы отошла электричка, в которой все одиннадцать дошколят, отобранных анархистами у Святой стражи, поехали во Псков, где им предстояло дождаться родителей. Из мотоэкипы детей разматывали уже в дороге, под хохот и с помощью всех соседей по вагону. Их сопровождали двое взрослых, сдавшие весь "детский сад" с рук на руки Полине. Они и рассказали ей первые подробности. Родители детей, дважды украденных за неполные сутки, прибыли в лагерь в течение трех дней, в глубоком шоке и почти без вещей. Ускорение выдачи разрешения на въезд в Московию для них Полина продавливала разве что не коленом.
Димитри узнавал об этом в три приема. Сначала пришла расстроенная Асана и доложила ему, во что ее втравил достопочтенный и чем это кончилось. Он выслушал ее и расстроился тоже, настолько, что отложил разговор на несколько дней. От князя Асана отправилась на конфиденцию к Айдишу и прорыдала у него два часа. Через сутки в сети появился пост Аугментины с такими подробностями, как будто она летела над этим шоссе на драконе верхом и для надежности фиксировала все события на видеокамеру. Разумеется, в ее заметке не было ни слова вранья. Конечно, она не позволила себе ни одного определения в адрес участников. Естественно, по итогам событий администрация наместника оказалась по уши в помоях. Князь был зол почти до искр с ногтей, но и это было еще не все: его пожелал видеть достопочтенный. Раздраженный Димитри сказал секретарю: