— Теперь моя очередь, — сказал Михаил и подставил ухо. Вот тут-то я ему отомстила! Любовь любовью, а за боль расплачиваются болью.
Михаил взревел, как стадо орангутанов, но тут же весело рассмеялся и вышвырнул оба ухофона из окна.
— Вот теперь мы полностью свободны! — прокричал он и нажал педаль газа. Автомобиль взревел и понесся по улицам Купольного города с высоченной скоростью.
— Ну как тебя езда шестьсот километров в час? — расхохотался Михаил.
— Ты нас убьешь! — закрыла я лицо руками.
— Это еще не предел. На природе будем выжимать все семьсот, вот увидишь. Они нас и догнать-то не смогут. Мы ведь забрали единственный экспериментальный четырехгибрид с реактивным двигателем. Спасибо правителю!
На бешеной скорости мы влетели в туннель голограммы. Как и говорил Михаил, врата никем не охранялись. В принципе, зачем их охранять? Какой безумец решится выехать за пределы купола без разрешения?
Михаил вышел из автомобиля, открыл врата и долго, минут десять, колдовал у голограммной панели. Я посмотрела за врата — темнота, но совершенно иная, не та абсолютная темнота Купольного города, исключающая и малейшие проблески света, а темнота, наполненная тусклым, отраженным от солнца светом луны и точечным свечением бесчисленных звезд, усеявших дикое небо планеты Земля.
— Я небольшой кипиш им устроил, — весело сказал Михаил, садясь обратно в кабину.
— В смысле? — не поняла я.
— Я отключил голограмму, всю полностью. То-то будет у них удивление, когда вместо привычного ясного неба они увидят облака, тучки, пролетающих мимо стрекоз и других насекомых размеров с многоквартирный блок.
— Вот бы еще дождь пошел! — подхватила я фантазии Михаила. Его веселье передалось и мне, перемешиваясь со злорадством. Месть — приятная штука.
Как только мы выехали за врата, наше веселье мигом улетучилось. Отъезжая всё дальше и дальше от Купольного города, казавшегося когда-то оплотом нашей безопасности, я с каждой минутой явственнее ощущала чувство одиночества. Я была по гроб жизни обязана Михаилу за то, что он не бросил меня в трудный час. Но, несмотря на его присутствие совсем рядом, в темноте кабины автомобиля, несущегося на скорости не менее пятисот километров в час, меня охватило всепроникающее чувство безысходности. За шесть лет моей новой жизни Купольный город стал частью меня. Как бы сказали наши предки, мы сейчас покидали родной дом, не в силах отвоевать его у нашего врага — правителя. Именно правитель был виновен во всех испытаниях, выпавших на нашу долю. Какое он имеет право лишать человечество основополагающих ценностей: он лишил нас дома, заменив его стандартными, ничем не отличающимися друг от друга квартирами в многоквартирных блоках; он лишил нас друзей, вытеснив из памяти каждого вновь появившегося само понятие дружбы и заменив его исключительно рабочими взаимоотношениями; он лишил нас права любить и быть любимыми, чувствовать свою важность для одного единственного человека, который готов пройти ради нас и огонь, и воду, и медные трубы. Внезапно я поняла, что не могу просто скрыться, уйти из жизни Купольного города или даже сознательно умертвить свое тело. Я должна попытаться сделать новый мир лучше, показать горожанам, что их жизни — это не очередное научное открытие. Криокамера была создана не для того, чтобы сохранить науку. Она была призвана сохранять личность с его сильными сторонами и слабостями, со всеми его эмоциями и чувствами.
Мы уезжали всё дальше и дальше. А внутри купола остались наши настоящие друзья, даже не подозревающие о существовании такого понятия, как дружба. Взять хотя бы Ольгу. Мы с ней — две противоположности: я — взбалмошная, неподчиняющаяся правилам, способная на преступление; Ольга — образец веры в общество, в науку, в закон. Несмотря на такой «правильный» характер, она была способна на всё ради дружбы. Или взять Антона. После мнимого перевода Романа в другую поисковую группу он как будто сдулся, выдохся. У него исчезла цель с уходом единственного друга, с которым он на протяжении всей своей новой жизни противостоял дикой природе, но вот дать отпор цивилизованному обществу не смог. Как же мы можем их бросить?
— Мы их не бросим, Валерия. Переждем время. Потом что-нибудь придумаем, — сказал Михаил. Он прочел мои мысли? Или я говорила вслух, забыв о его присутствии?
Тем не менее, он был готов к войне. Хотя, война — это громко сказано. Наша замышляемая революция была подобием попыток мухи противостоять цепким лапам паука, уже сосущего её кровь. Пусть так. Пусть это будет лишь предсмертная агония, но мы покажем горожанам истинную сущность их любимого правителя.