Прослушав пламенные речи священника, мы воспрянули духом. Действительно, всё уже не настолько плохо, как это было даже пять лет назад.
Венчание состоялось 16 ноября 2028 года, в день моего восемнадцатого дня рождения. Перед венчанием мы с Михаилом, по древним христианским традициям, исповедались в своих грехах и причастились. Для торжественного случая батюшка достал припрятанный им несколько лет назад кагор (в последние годы причастие совершалось льняной лепешкой и освященной водой вместо положенных просвирок и кагора — тела и крови Иисуса). Мама сшила мне простенькое, но очень красивое белое платье из старой хлопковой простыни. На голову я накинула платок, который она хранила уже пятнадцать лет — подарок отца на годовщину свадьбы. Для Михаила мама выстирала и отгладила горячим камнем, нагретым ультрафиолетовым свечением солнца, извергаемым с небес, старые брюки, которые выглядели после этого очень даже сносно, зашила самую нарядную ситцевую рубашку. Вместо традиционных венчальных свечей мы использовали тоненькие церковные свечки. Венцы же сохранились, настоящие, позолоченные, обрамленные синими драгоценными камнями. Вот что значит преданность Богу. Священник, страдающий от голода, как и все мы, не пожертвовал реликвиями ради пищи и лекарств. Своих икон у нас тоже не было. Хоть церковь и была несколько раз разворована, батюшка отдал нам иконы спасителя и божьей матери как символ нашей любви, одобренной богом — вечной любви. Ирония судьбы: мы получили вечную жизнь, но вот вечная любовь, да и любое мимолетное увлечение под запретом в новом научном обществе. Если бы об этом мог знать священник наперед, он бы, я думаю, проповедовал самоубийство во избежание бесцельной вечной жизни.
Чтобы соблюсти все традиции, в свидетельстве о венчании я вписала себе фамилию Михаила — Красных, несмотря на то, что смена фамилии — это традиция государства, а не церкви. После венчания мама устроила пир горой: она сварила борщ, настоящий русский борщ, достав остатки картошки, свеклы, моркови и лука и отварив их на густом бульоне из зайчатины. Мы ели суп впервые за несколько лет. Вода была дефицитным товаром. Я не знаю, откуда мама взяла три литра воды, наверное, целый месяц ставила миски у дождевых стоков.
В этом же городе мы и остались, хотя последнее время избегали больших городов, предпочитая их небольшим селам и деревенькам. С неделю мы жили в той же церкви — в небольшом пристрое, пока подыскивали себе подходящий домик или подвальное помещение.
После венчания, а особенно после пламенной речи священника о скором окончании наших невзгод, мы уже и думать забыли о криокамерах. Нет их — и не надо. Мы уже приспособились жить в условиях кислорододефицита. Именно тогда, когда нам они были не нужны, они и появились. Как говорится, закон подлости.
В поисках подходящего жилья мы с Михаилом целыми днями блуждали по улицам Орла. На второй день мы наткнулись на неприметную сторожку, рядом с которой четко выделялось кольцо, открывающее люк в подземный бункер. Сторожка располагалась на окраине города, поэтому мы справедливо рассудили, что здесь, по всей видимости, еще не побывали мародеры. На сохранность бункера указывали и многочисленные ростки ивняка, проложившие себе путь сквозь некогда асфальтированную дорожку. Более того, ключ от замка в подземное помещение, наше будущее жилище, как я полагала, на несколько лет, висел в сторожке на вешалке. Хочешь — не хочешь, поверишь в судьбу и Божий промысел. Будто кто-то свыше сохранил это место в целости и сохранности.
На карте города Орла, которую предложил нам священник, узнав, что мы хотим остановиться в его городе на некоторое время, было указано, что до начала разрушения кирпично-бетонных зданий здесь располагался завод по производству оптического оборудования, в 2018 году переквалифицировавшийся под изготовление криокамер. Давно исчезнувшая надежда найти свою долю жидкого азота и, следовательно, шанс на выживание, теперь ожила в нас обоих. Помню, как я представляла себе, что мы открываем люк, заходим в большущий зал, освещенный тысячами кварцевых механизмов (по аналогии с зелеными комнатами), внутри которого расположились сотни, нет, тысячи криокамер, готовых принять в свое нутро всех желающих. Может, поэтому две капсулы, одиноко стоящие в углу большой комнаты, несколько разочаровали меня. Михаил, напротив, был в полном восторге. Осталась только одна криокамера, и наша семья будет в безопасности! Оставив меня сторожить наше жилище в компании с заряженной двустволкой, Михаил побежал обратно в церковь за мамой и оставшимися там вещами.