Увидев две одинокие криокамеры, мама сходу начала готовить нас к криоконсервации. Еще в период первых разработок крионики она активно заинтересовалась устройством криокамер, условиями жизнеподдержания в жидком азоте, процессом замораживания человека. То есть она была в курсе всего, что касалось как промышленных, так и самодельных устройств. Во всяком случае, так было до тех пор, пока мы имели связь с окружающим миром: в интернете, на телевидении, на радио, даже в периодике, везде подробно описывались все новинки крионики XXI века, включая чертежи биокапсул.
Услышав наш отказ от заморозки, мама практически впала в истерику. И я её теперь, спустя пятьсот тысяч лет, понимала. После папиной смерти её основной задачей стало спасение своих детей: меня и Михаила, Мишутку, как она его частенько называла. Но мы не могли повести себя столь эгоистичным образом, бросив женщину, заботившуюся о нас в этот смутный период эволюции планеты, недоедавшую и недосыпавшую ради нас.
Разговоры об использовании найденных криокамер не прекращались ни на минуту. Мама пускала в ход все доступные ей средства: уговоры, мольбы, угрозы. Но мы с Михаилом твердо решили, что будем жить в этом бункере, охраняя ценные капсулы с жидким азотом, до тех пор, пока не разыщем еще одну криокамеру для мамы, пусть на этой уйдет не один десяток лет.
В этом бункере мы прожили больше года. Ни в одном городке мы не задерживались так надолго. Но тут были, можно сказать, идеальные условия. Свободное время мы проводили в соседней с криокамерным залом комнатке, оборудованной всем необходимым. Для нас оставалось загадкой, почему это место пустовало: помимо биокапсул с жидким азотом, на которые велась настоящая охота во всём мире, здесь было много продовольственных запасов (консервированные овощи и фрукты, тушеное мясо, копченая рыба, колбасы в вакуумной упаковке, мешки с крупами), отличные кухонные принадлежности (минипечка, работающая на дровах, коптильня, мангал, даже электроплитка, которая единственная осталась в стороне из-за повсеместного отключения электричества), средства связи. Здесь была даже небольшая библиотека, что меня, помню, особо обрадовало. Когда накатывали приступы удушья, мы садились на мягкий пружинистый диван и читали книги, журналы, старые газеты, кому что больше нравилось.
Конечно, мы знали, что не сможем прожить здесь всю свою жизнь. В любой момент сюда могли заявиться другие люди, возжелавшие захватить бункер для себя. А что с нас возьмешь: две слабые женщины (один Михаил не смог бы нас защитить), ружье да самодельный арбалет.
Однако и не этот факт стал причиной нашего согласия на заморозку. В Новый 2030 год я сообщила всем, что беременна. Скрывать беременность было бесполезно: мое состояние здоровья резко ухудшилось, приступы удушья повторялись с регулярностью в два, а то и три раза в неделю. Мама боялась, что ребенок не выживет и унесет меня с собой в могилу. Только под этим предлогом я, будучи уже на четвертом месяце беременности, согласилась на криоконсервацию. И первого февраля 2030 года мамина мечта сбылась — она, уверившая нас, что пойдет дальше на поиски криокамеры и что мы встретимся через несколько сотен лет, закрыла нас в капсулы, впустила жидкий азот и настроила компьютер на бессрочное поддержание необходимой температуры.
Мы с Михаилом сидели в полном молчании несколько минут, переваривая в своей голове весь мамин рассказ.
— Получается, у нас был ребенок? — спросил меня Михаил.
— Получается так, — ответила я, мельком взглянув на свой живот. — Я помню, как ты гладил меня по животу, разговаривал с ним.