А знаешь, как я догадался, что тут у нас экспортная контора? Вот как.
Года два тому назад привез я одну нашу повозку – такую, знаешь, с балдахином – к высокой решетке, куда мы всегда возим.
Вот увидишь, какая это решетка! Там за ней черные деревья, остроконечные, в два ряда – конца не видно, и лужайки есть, трава там вкусная, сочная. Тоже зря пропадает. Не дотянуться через решетку-то.
Ну ладно. Стою это я там, и подходит ко мне старый полковой товарищ. И тащит он, представь себе, длинную железную повозку, низкую такую и без рессор.
– Видишь? – говорит. – Ох, Фофо, сил никаких нет!
– Что это ты делаешь? – спрашиваю. А он:
– Да вот ящики вожу, целый божий день, из экспортной конторы на таможню.
– Ящики… – говорю. – Какие ящики?
– Тяжелые! – отвечает. – Ох и тяжелые! В них товары на экспорт.
Тут-то я все и понял.
Потому что, надо тебе сказать, мы тоже везем длиннющий ящик. Ставят его в нашу повозку сзади, очень тихо (у нас все так, потихоньку). И пока его ставят, люди кругом снимают шляпы и смотрят на него так печально. Бог его знает зачем! А я одно знаю: наверное, уж не дрянь какая-нибудь. Очень пышно их везут, и народу много идет.
Иногда, бывает, останавливаемся мы у большого здания. Я так думаю, это и есть наша таможня. Из подъезда выходят какие-то люди в черных длинных юбках и в рубашках навыпуск (скорее всего, таможенные чиновники). Ящик вынимают из повозки. Опять все кругом шляпы снимают. А эти чиновники делают что-то над ящиком – наверное, дают разрешение на вывоз. Куда они эти ценные товары отправляют – я еще не додумался. Только, мне кажется, они и сами толком не знают. Тогда не так обидно.
Правда, ящики так разукрашены, и все так богато… можно подумать – что-нибудь они да знают. Только очень уж у них растерянный вид. Я людей хорошо изучил, не первый год с ними, и вот что я тебе скажу: много чего люди делают, и сами не знают зачем.
Фофо был прав, когда еще утром определил по ругани старшего конюха, что предстоит им в этот день. Да, чепраки, подпруги и плюмажи. Запрягают цугом. Несомненно, по первому разряду.
– Видишь? Говорил я тебе?
Неро шел рядом с Фофо. И, конечно, тот изводил его постоянной своей воркотней.
Но Фофо и сам страдал от несправедливости конюха. Когда запрягают цугом, всегда он коренником, хоть бы раз пристяжным запрягли!
– Вот собака! Потому что, сам понимаешь, эти две только для виду. Разве они везут? Ни черта они не везут. Это мы везем. Еле тащатся! Прогулку себе устроили! Расфуфырились! Тоже, нашел кого нам предпочесть! Узнаешь ты их?
Это были те две вороные, которых Фофо обозвал «калабрийским скакуном» и «докторской клячей».
– Калабриец-то проклятый! Да уж, тебе повезло!.. Еще натерпишься! Вон уши болтаются, как у свиньи. И сам он свинья! Еще скажешь спасибо нашему конюху! Знаешь, он ему всегда насыпает двойную порцию овса. Да, если хочешь добиться успеха в этом мире, главное – не фыркать. Что, уже начинаешь? Голову держи ровно! Ну, если сегодня будешь ты вертеться, рот себе разотрешь в кровь, я тебе говорю… Теперь речи пошли. Вон какое веселье! Одна речь… другая речь… третья речь… Помню, тоже по первому разряду, целых пять речей говорили. Так и с ума сойти недолго. Стой три часа на одном месте во всех этих финтифлюшках, – дышать нечем, ноги пухнут, хвост тебе защемили, уши в дырки просунуты. Да, хорошего мало. А тут еще мухи под хвостом кусают. Интересно, что это за штука «речи»? Я думаю, тут вот в чем дело… Эти перевозки по первому разряду, наверное, очень важные. И, надо полагать, они вот такими речами все разъясняют. Одной мало – говорят вторую. Двух не хватит – говорят третью. Бывает, и до пяти дойдут, я тебе уже рассказывал. До того меня довели в тот раз, поверишь ли, так бы и раскидал их копытами во все стороны, а потом по земле катался, как сумасшедший. Может, и сегодня будет такое. Вон как все пышно! Видел, даже кучер и тот весь разукрашенный! И народу сколько, и факельщики тут… Скажи, а ты не робкого десятка?
– Как это?…
– Ну, легко тебя напугать? Потому что, знаешь, скоро они будут тыкать зажженные свечи тебе под самый нос… да… Тише ты! Что такое? Вот, дернулся… Больно тебе, что ли? Сегодня еще не то будет, натерпимся! Да что это ты? С ума сошел? Куда ты шею тянешь? Каков молодец! Ты что, в воде? Поиграть вздумал? Стой! Эй, тише, ты и мне больно сделал! Да он сбесился! Господи, так и есть, сбесился! Пыхтит, бьется! Что ногами выделывает! Как заржал! Что это с ним? Ух, как подскочил! Сбесился, сбесился! Где ж это видано, чтоб курбет делать, когда возят по первому разряду?
Неро и вправду совсем взбесился. Он задыхался, громко ржал, бил копытами; он весь трясся. Какие-то люди бросились к нему, под самые колеса, и удержали катафалк перед подъездом особняка, в гуще разряженных гостей.