Пухленькая Жонкиль, с красными щечками и сопливым носиком, вызвала у меня в памяти эту сцену. К моему удовольствию, в конце концов она проснулась, и я был совершенно счастлив, получив возможность утешить ее и дать порцию густого, тягучего «Калпола». Я почувствовал себя полезным и нужным, а Жонкиль снова сразу заснула. Ох уж этот «Калпол».
Я еще вспоминал про сережку в носу у Чарли, когда вернулась Люси со своим кавалером. Она познакомила нас, и сразу стало ясно, что мои тревоги по поводу проколотой ноздри Чарли гроша ломаного не стоили. У этого типа, помимо нескольких золотых колечек в ушах, имелась пара колец в ноздре, и еще одно колечко оттягивало нижнюю губу. Кроме того, голова у него была выбрита с обеих сторон, а волосы на макушке торчали клочьями, как перья у курицы, застрявшей в изгороди из колючего кустарника.
– Это Марк, – сообщила Люси. – Я приготовлю кофе.
Обладатель петушиного гребня Марк вяло пожал мне руку. Пришлось сдержаться, чтобы при виде всего этого великолепия не рассмеяться ему в лицо.
– Очень приятно, Марк. – Затем я проследовал за Люси на кухню и сказал ей, что уже собрался домой. У меня не было желания торчать здесь третьим лишним.
– Выпейте с нами кофе, – предложила она, сунув мне в руку пустую чашку. Так я и стоял, пока закипал чайник. Люси насыпала в мою чашку ложку растворимого кофе и залила кипятком.
– С молоком?
Мы вместе вернулись в гостиную. Подняв ноги, Марк удобно устроился на диване, однако, увидев, что я возвращаюсь с чашкой кофе в руках, спустил ноги на пол и стал жевать нижнюю губу. Телевизор все еще работал, и программа с политическими дебатами тихо журчала как фон для нашей беседы. Люси расписывала, как они провели вечер. Марк время от времени хмыкал в подтверждение и поглядывал на экран. Каждый раз, как я поднимал глаза на Марка, в голове у меня проносилось: «Катись, катись, колечко, по блюдечку на крылечко!» Марк незаметно взглянул на часы.
Как бы между прочим Люси вдруг сказала:
– А вот Дэнни читает Бодлера.
– Бодлер – клёво, – откликнулся Марк, теребя одно из своих колечек в ухе.
– Что, в частности? – спросил я, просто чтобы поддержать разговор. В конце концов, я же совсем недавно читал книжку.
– Все, – вывернулся он. И добавил: – Не считаю нужным запоминать конкретные названия.
Это было сказано в такой форме, что не оставалось сомнений: любой, кто мог бы вспомнить, что именно ему понравилось у Бодлера, оказывался существом низшего порядка. Пока я собирался возразить, он перевел разговор на другую тему, насмешливо фыркнув при виде популярного политического деятеля.
– Марк – член отделения партии консерваторов, – сказала Люси, подняв брови.
– Ну да, так я и поверил, – ответил я, думая, что она шутит.
– А вы сами кто? – с издевкой спросил Марк и скривил губы. – Социалист-утопист?
Я не понял, что он хотел этим сказать, но был почти счастлив, получив повод считать себя оскорбленным.
– Нет, но и вас с медной кружкой для сбора средств в фонд местной консервативной ячейки, простите, не представляю.
Почувствовав неладное, Люси бросилась спасать положение:
– А знаешь, Дэнни собирается в Таиланд.
– В Таиланд? Вот умора.
– Что значит умора?
– А что вы будете делать в Таиланде?
Я посмотрел на экстравагантные украшения, прицепленные к его ушам, и подумал о том, что мог бы с легкостью разделаться с ними при помощи кусачек.
– Мне там нечего делать? – Должно быть, это прозвучало как рычание.
– Да нет, если разобраться, здорово, что вы в свои годы собрались в Таиланд. Клёвое местечко.
– Оно действительно пользуется популярностью, – в отчаянии объявила Люси. – Правда, очень популярное место отдыха.
– Можно и так сказать. – Марк уже был сыт по горло. Он допил кофе и встал. – Пойду-ка я домой. Клево было познакомиться с вами, – сказал он, глядя куда-то в сторону.
«Пошел ты», – подумал я, но вслух произнес:
– И мне было обалденно приятно вас встретить. Тут я, возможно, хватил через край, однако это по крайней мере позволило мне посмотреть ему прямо в глаза. Я тоже умею быть ироничным.
Выпроводив этого гуся за дверь, Люси сказала:
– Жалко, что так вышло, но вы уж извините. Он казался занятным, когда мы познакомились. Только когда я привела его домой, подумала: караул!
– У него довольно экстравагантные металлические финтифлюшки на лице.
– Это что, у него еще и на языке шарик.
Надо же, а у меня даже если крохотный прыщик вскочит на языке, я все время трогаю его зубами.
– За каким чертом кому-то может понадобиться шарик на языке?
Люси высунула свой язычок и провела им с игривым выражением по губам. Вот уж чего я не ожидал. Я ощутил, как кровь ударила мне румянцем в лицо.
Люси поднесла ладонь ко рту.
– Извините, – сказала она. – Я заставила вас покраснеть!
Между нами была не такая уж большая разница в возрасте, но Люси принадлежала к тому поколению, с которым я никак не мог попасть в такт. В мое время ни одна женщина не позволила бы себе такого легкомысленного намека. Мы предпочитали держаться в стиле веселых парочек с курортных открыток. Я решил, что пора уходить, прежде чем не наломал дров.
– Я вам очень благодарна за то, что вы меня выручили, – произнесла Люси, поднимаясь, чтобы проводить меня.
– Не за что. Мне самому было приятно.
Она поцеловала меня в щеку, и наши глаза встретились на мгновение, которое грозило затянуться. От нее приятно пахло духами.
– И мне, – сказала она, держа мою руку.
Ну и что? Я так и не понял, что у нее на уме, – прощается она со мной или тащит в постель? Мало я смыслю в таких вещах.
– Когда вы собрались в Таиланд?
– Через два дня.
– Когда вернетесь, все расскажете. Обещаете? Стоя на пороге, она махнула мне вслед рукой.
10
– Христос им в дышло! – сказал Мик. – Зачем им опиум?
Я насторожился: вдруг он чего скажет про Шарлотту? Но нет. Так Мик выражал свое впечатление от Чиангмая, и тут я был с ним согласен. Возможно, причиной была смена часовых поясов, но меня не покидало ощущение, что я вижу сны наяву; даже говорить не мог от изумления. Я заметил, что и Фил напрягся: каждый раз, когда Мик поминал имя Господа всуе, Фил морщился.
Да, Фил был с нами в Чиангмае. После того как я заезжал в его катакомбы, он позвонил мне и сообщил, что имел продолжительную беседу с Господом и Господь повелел ему ехать в Таиланд.
– Ты не обязан это делать, – помню, кричал я в трубку.
– На все Божья воля.
– А как же твои обязательства перед церковью? Перед прихожанами, которые нуждаются в тебе? Ведь ты же староста!
– Этот долг важнее. Господь ясно сообщил мне свою волю. Я нужен Чарли. Я нужен тебе. Я еду с тобой, и ты меня не отговоришь.
И действительно, я использовал все доводы, какие мог найти, но его уже вела святая стезя. Я помню, что положил трубку и упал на колени, чуть не кусая ковер, и все твердил: «Вот свезло, Господи, так свезло!» Благодаря ли везенью или же по Божьему промыслу, но Фил успел взять билет на наш рейс. Но еще большая удача заключалась в том, что Филу выпало сидеть в хвосте самолета, а у нас с Миком места оказались в начале салона.
В Чиангмае мы, как привидения, молча больше часа шатались по улицам, кишащим людьми и напоенным пряными ароматами. По крайней мере, как я с удовольствием заметил, Мика бесило, что Фил постоянно сжимал в правой руке черную Библию в кожаном переплете. Фил был похож на человека, готового в любой момент остановиться на первом углу, чтобы осчастливить туземцев подходящей цитатой.
Однако это ему не удалось: он был ошеломлен не меньше нас. Стоило выйти из отеля, оснащенного кондиционерами, ощущение было такое, будто тебя окунали в искрящийся тропический аквариум: люди скользили мимо как пестрые рыбы, а вы плыли, наталкиваясь в уличных водоворотах на барьерные рифы торговых рядов. Даже воздух, казалось, давно бы стоило сменить на свежий. Дрожащие, изломанные лучи фонарей отражались в гранях ночи, как на чешуе дракона, и слова Мика насчет опиума вывели нас наконец из состояния транса.