Короче говоря, я проехал нужную остановку. Пока я возвращался назад, пока бродил по Тверскому в поисках профессорского дома, прошло не менее сорока минут, и только в шесть часов вечера я позвонил в дверь квартиры Кузнецова.
Мне открыли. Я увидел перед собой высокую девушку в джинсах и бежевом свитере. У нее были темные каштановые волосы и красивые карие глаза.
– Вам кого? – спросила она.
– Вас, – ответил я.
Девушка удивилась:
– Меня?
– Да. Я учился с вами в первом классе и с тех пор люблю вас.
– В первом классе я училась в Польше, – растерянно пролепетала девушка. – Папа работал там.
– А-а… – Я был разочарован. – Значит, это не вы. Я первый класс закончил в Аргентине.
Девушка надула губы и хотела закрыть дверь.
– А вообще-то я к Семену Петровичу, – поспешно сказал я. – Привез ему рукопись из редакции.
Девушка подозрительно оглядела меня и мою папку, потом крикнула куда-то в глубину необъятной квартиры:
– Папа, папа, тут какой-то сумасшедший мальчик утверждает, что он привез тебе из редакции рукопись!
С минуту ответом ей была гробовая тишина. Потом мощный, густой бас донесся до нас, как будто из глубокого колодца:
– Зови этого проходимца ко мне. Я уже три часа его жду.
– Снимайте ботинки и идите, – сказала девушка.
– Я не проходимец! – крикнул я.
– Нахал! – взревел бас.
– Носки тоже снимать? – спросил я девушку.
– Носки можете оставить.
– Дайте тапочки…
– Нате…
Я последовал за ней и очутился в большой комнате. За массивным письменным столом, заваленным книгами, бумагами, сидел дородный, средних лет мужчина в просторном красном халате, накинутом поверх спортивного костюма. Лицо у него было волевое и суровое. Я догадался, что это и есть сам профессор Кузнецов.
– Кто это? – сказал он, уставя на меня полный недоумения взгляд.
– Курьер, – ответил я.
– Именно что курьер. Не граф Люксембург, не герцог де Гиз, а курьер! – завопил профессор. – По вашей милости, господин курьер, я потерял три часа драгоценного времени!
– Вот ваша рукопись, – сказал я спокойно, вынимая из папки стопку скрепленных бумаг.
– Катя, – обратился профессор к девушке, – проводи молодого человека до дверей.
Я покачал головой:
– Спасибо, я не тороплюсь. Я, знаете, с удовольствием выпил бы чашку чаю и слопал бутерброд с маслом и сыром.
При этих словах профессор чуть не задохнулся от возмущения. Он побагровел и так надулся, что казалось, сейчас полетит, как шар братьев Монгольфье. Каким-то чудом ему всё же удалось остаться на земле.
– Я же говорила, что он сумасшедший, – сказала Катя, пожимая плечами.
– Что здесь сумасшедшего? – удивился я. – Я же не прошу у вас сто рублей взаймы.
– И на том спасибо, – проворчал профессор.
– Человек голоден и просит стакан чаю и кусок хлеба. Что здесь такого?
Мой вопрос явно поставил их в тупик.
– Да вообще-то… – промямлила Катя и вопросительно взглянула на отца, который уже совсем собрался улететь ввысь.
– Проводи молодого человека на кухню, – сказал профессор, сдержавшись. – И дай ему стакан чаю и бутерброд.
Мы с Катей пошли на кухню. Я сел за стол, накрытый клеенкой с видами столиц мира, а Катя зажгла плиту, наполнила чайник водой и поставила на огонь. После этого она села напротив меня. Мы посмотрели друг другу в глаза, и я улыбнулся, но у Кати лицо оставалось суровым.
– Чего уставилась? – спросил я.
– У тебя действительно не в порядке с мозгами или прикидываешься? – сказала она.
– Да нет, мозги у меня в норме.
– А впечатление такое, что они у тебя совсем не варят…
Чайник вскипел и завизжал, как кошка, которой наступили на хвост. Катя сняла его с плиты, достала из шкафа маленький фарфоровый чайник, бросила в него две ложки чая и залила кипятком. Она вынула из холодильника масло, сыр и колбасу; поставила на стол хлеб и пачку печенья.
– Лимона нет? – поинтересовался я.
Катя вздохнула и полезла в холодильник за лимоном.
Я сделал себе большой бутерброд с маслом и сыром, а сверху еще положил изрядный кусок колбасы. Налил чай в блюдце и долго дул на него, чтобы остыл.
– Тебе в детстве не говорили, что чавкать неприлично? – сказала Катя.
– Говорили.
– А зачем чавкаешь?
– Хочется…
Катя рассмеялась.
– А ты ничего… – сказал я.
– В смысле?
– Ну, знаешь, так у тебя все в порядке… и фигура… Ноги там…