— Эй, хлыщ драный, а ну, извинись перед девушкой, если жить хочешь!
Узкое, словно сдавленное с боков лицо незнакомца мне не понравилось сразу. А его наглый надменный взгляд вызывал непреодолимое желание врезать кулаком промеж глаз. Вообще-то я человек мирный, и, чтобы втянуть меня в драку, надо очень хорошо постараться.
— Ой-ой-ой! Всякий деревенский пень будет мне угрожать? И сам ты дурак, и баба твоя — дура.
Точно нездешний — о силе Сарина Дюзана знают даже в соседних деревнях. А этот прет на рожон, как бык при случке. Придется образумить.
Одной рукой поднял наглеца за ворот. Хорошая оказалась рубаха, выдержала.
— Даю последнюю попытку извиниться.
До чего же люди бывают бестолковыми. Он не воспользовался заманчивым предложением, а врезал мне коленкой промеж ног.
«Чтоб его душу темные духи сожрали!» — О своем миролюбии я сразу забыл.
Зря пижон понадеялся, что коварный прием позволит ему вырваться. Руку я разжал после того, как мой кулак впечатался в морду наглеца. Парень улетел в лес. Ларзи закричала, а я занялся частыми-частыми приседаниями. Полезно, знаете ли, иногда делать зарядку на свежем воздухе.
— Чего за шум, а драки нету? — На опушке показался наш староста с корзинкой в руках.
— Он убил его, дядя Артим! — Девица отскочила от меня, словно от прокаженного.
— Ты чего мелешь, дура! — Тут уж я не сдержался. — Никого я не убивал!
— Сам дурак! И где только глаза мои были …
— А ну, ребятки, умолкните пока. Что-то я кроме вас тут никогошеньки не вижу. И оба вроде при здравии. Из-за чего крику-то столько?
— Он туда улетел. — Ларзи указала в сторону леса.
— Да кто, демоны вас забери!?
— Чужак какой-то, — ответила девица.
Староста поспешил к пострадавшему.
— Ух, ты сердешный!
— Чего с ним? — Меня, наконец, отпустило.
— Не подходи сюда, паря, а то его душа отпечаток оставить может.
— Да я же его несильно, лиходея паршивого.
— Ничего себе «несильно»! Он шагов пять по воздуху пролетел, — тут же встряла девица.
— Да помолчи ты! Неужели умер?
— Да, ребятки, мертвее не бывает. Но хуже другое. Знаете, кто это?
— Нет, себя он называть не стал, гад, зато других….
— Племяш нашего управляющего, я его в волости несколько раз видел.
— Ого! — Я невольно снова присел. — И что теперь?
— Плохо, ребятки, для всей деревни плохо. Дознавателей тут скоро будет, что пескарей в пруду. Тебе, Сарин, прямая дорожка на каторгу, родных попрут с насиженного места, дом за штрафы пустят с молотка… Да и твоим родичам, красавица, достанется.
— Я-то тут при чем?
— Из-за тебя парни подрались, выходит, и твоя вина имеется.
— Но он первый в драку полез, да еще так подло меня ударил. — Стало по-настоящему страшно.
— Думаешь, милок, наши оправдания кому-то интересны? Прав всегда тот, у кого больше прав, — развел руками староста. — Ладно, тебя мне все равно от беды не спасти, но попробую мать и сестру от лишений избавить. Да и деревню от позора уберечь надобно. Топай к причалу, что на Ширице. Я сегодня труп свезу в глубь леса, а завтра утренним рейсом поедем в волость. Мне как раз сына на призыв отвезти надо, заодно подумаем, как твою беду разрешить.
— А я? — шмыгая носом, спросила Ларзи.
— Ты возвращайся домой. Будут пытать о кузнеце, скажешь, парнишка пообещал тебе к утру огненный цвет раздобыть и один в лес направился.
«Провалиться мне к демону в пасть! Неужели сбывается проклятие?! Угораздило так влипнуть! Первая же многообещающая встреча с красивой девицей и — хоть в петлю лезь. Хорошо, что староста мимо проходил. Наверное, свои травки собирал как обычно. За деревню он горой стоит, может, и обойдется все, хотя бы для сестры с матерью. Эх, только жить начал… А все силушка моя немереная! И куда теперь, в бега? Нет, дождусь дядьку Артима, он мужик умный, что-нибудь да придумает».
Когда мне стукнуло четырнадцать, увязался с мужиками лес валить. И надо же такому случиться, оказался в зоне повала. Страх, объявший душу при виде падающего на голову дерева, запомнил на всю жизнь. Может, именно от этого испуга и пробудилась сила, позволившая тогда удержать ствол.