– Молись за наш грешных сейчас и в час смерти нашей! Аминь!
Только вот для Стася «сейчас» и «час смерти» слились воедино на этом заснеженном поле. Не поднимаясь, он достал из-за пазухи натруску с сухим порохом и зарядил пистоли. Отряхнулся от снега, затянул потуже пояс кафтана, надвинул шапку поглубже, выдохнул:
– С Богом!
Перехватил поудобнее рукоять сабли и пошел навстречу неизбежному.
Первого волка он остановил выстрелом из пистоля, прямо в оскаленную зубастую пасть. Второго, проскочившего сбоку, рубанул саблей, отрезав одним ударом обе передние лапы. Волк коротко взвизгнул от боли и… исчез. Как будто его и не было…
Стась в растерянности бросил взгляд на того волка, в которого он стрелял. И его трупа не было, хотя Стась отчетливо видел, как выпущенная почти в упор пуля разворотила ему морду! Пока происходящее пробовало уложиться в голове, Предвидение никуда не делось и продолжало работать уже само по себе. Третьего волка Стась застрелил, даже не оглянувшись, просто отведя руку за спину и нажав на курок. Он отбросил пистолеты, вынул из-за пояса короткий кинжал, перехватил поудобнее саблю и стал ждать новой атаки. Оставшиеся волки разошлись в разные стороны и, как по команде, бросились на Стася. Предчувствие вопило в его голове, но отбить две одновременные атаки он физически не смог.
Волчьи зубы легко разорвали ткань кафтана и впились в руку, державшую саблю. Оружие упало в снег. Если волки и были мороком, то боль от их укусов была самой настоящей. Стась развернул свой корпус и вонзил кинжал в покрытое серебристой шерстью брюхо. Челюсти разжались, и мертвый волк рухнул к его ногам – и пропал, как предыдущие. Но не успел человек перевести дыхание, как на спину ему запрыгнул другой хищник. Ноги Стася подогнулись под тяжестью животного, и он упал на колени, безуспешно пытаясь достать нападавшего кинжалом. Но остро заточенное лезвие было слишком коротко, чтобы дотянуться до врага. Волк впился зубами в шею Стася и рвал спину когтями. Если бы не меховой воротник кафтана, то волк уже отгрыз бы ему голову. Но Стась не сдавался. Он перехватил кинжал двумя руками и ударил наудачу, не глядя, прямо себе за спину. Короткий визг, удар, еще один удар – и тяжесть на спине пропала.
Стась попытался встать, но сил уже не было. По спине теплыми ручейками стекала кровь. Он тяжело приподнялся на одном колене, поднял голову и прямо перед собой увидел налитые кровью волчьи глаза. Да нет – не волчьи. Человеческие. Значит, оборотень тут был только один! Мысль эта прозвучала в голове отстраненно, как простое отображение очевидного. Стась пригляделся. Он уже видел эти темные, почти черные, бездонные колодцы зрачков. Точно! Горожанин из корчмы. Его глаза и взгляд. Внимательный и уверенный. Вот и встретились! Стась прислушался к себе и почувствовал, как оборотень плетет кружево заклятий на древнем языке всех славян. Заклятие было сильное, но уж больно примитивное. Стась нащупал ритм речитатива волколака и начал встраивать в него свой. Тот вначале не заметил вмешательства, а когда понял – было поздно. Мороки волков остановились и замерли в ожидании. И в этот момент в черных глазах вспыхнула злобная ярость. Стасю стало тяжело дышать. Он рванул ворот жупана, так что часть верхних пуговиц с треском отлетела в снег.
– Ну что, адово отродье, – прохрипел Стась, – попробуй взять крещеную душу!
С этими словами он выбросил вперед руку с кинжалом – прямо в полные лютой ненависти глаза оборотня. Кровь брызнула из-под стального лезвия, заливая и шерсть зверя, и лицо человека. С неимоверным усилием Стась выдернул кинжал из глазницы волколака и повел им по сторонам. Тройка серебристых теней метнулась к нему и, не добежав пары шагов до Стася, просто растаяла, прямо на его глазах, как будто их и не было вовсе. Стась махнул обессиленной рукой еще раз – и рухнул лицом на только что убитого им человека, принявшего звериное обличье. Он лежал, широко раскинув руки, и не мог видеть, как на окровавленной стали кинжала засверкали первые лучи восходящего солнца.
МИТТЕЛЬШПИЛЬ
Серое зимнее утро, словно выцветшая акварель, застыло над обледенелыми холмами. Ночной снегопад обернул землю в глухую, почти слепящую белизну, приглушив все краски. Хрупкий иней облепил ветви низкорослых кустарников, цепляя крохотные кристаллики льда за каждый узелок коры.
Поле перед холмами раскинулось глухой, немой пустошью. Было тихо. Даже вечно лающие псы, сопровождавшие двух конных охотников, примолкли. Только скрип снега под копытами лошадей и звук их дыхания, остывающего в воздухе дымчатым облачком. Вокруг двух конных было настоящее царство белого цвета. Лишь вдалеке – узкая полоска темных стволов леса, что тянулся вдоль Бегущего Рова.