— Действуй, Миша!
И Миша начал действовать. Он обошел добрый десяток областных организаций и ведомств, съездил к известному селекционеру-академику, депутату Верховного Совета. Депутат обещал обратиться в правительство, а для начала подготовил на основе плана статью в областную газету. Статья под названием «Не насиловать природу» была напечатана и наделала в Лебяжьей Косе много шуму.
Лесхоз во главе с Александрой Николаевной объявил Недогонова врагом прогресса и ретроградом, поклонником дедовской старины. На него стали жаловаться, пытались даже в суд подавать. Но и у Недогонова появились единомышленники.
Депутат сделал запрос в одно из министерств, и оттуда прислали в область письмо с просьбой рассмотреть вопрос о целесообразности создания в Лебяжьей Косе охотничьего хозяйства. После неоднократных разбирательств, обсуждений, комиссий, проверок на местах Недогонова вызвали в область, дали ему печать, открыли счет в банке, выделили мотоцикл с коляской и сказали:
— Ты утвержден директором Лебяжинского охотничьего хозяйства. Посмотрим, что там сделаешь. Спрашивать будем по всей строгости.
Так началась история Лебяжинского охотничьего хозяйства.
И еще одно событие произошло в тот год: Михаил Михайлович и Александра Николаевна поженились.
Долго тянулся низкорослый лес из дубняка, черноклена, кустарников. На дороге, несмотря на сухую погоду, попадались лужи, то и дело выскакивали зайцы. Я стал считать и насчитал около тридцати. Угли там и сям торчали из травы. Зайцы смело перебегали дорогу, садились на задние лапки, с любопытством рассматривая гостей. Фазаны, крупные, красивые птицы, в оперении с металлическим отливом, почти не боялись машины.
На повороте, где открывалась большая, с высокой травой поляна, мы увидели, как степной орел когтил зайца. Он камнем упал в траву, и оттуда послышался отчаянный заячий крик. Орел несколько раз взмахнул широчайшими дугообразными крыльями и скрылся в траве. По пути в самой чащобе я увидел голубя-вяхиря, сизоворонку и молодых удодов.
Машина петляла по лесным узким дорогам, наверное, с полчаса и наконец выехала на ровное место — на берег реки. В этом месте река была довольно широкая, с желтеющими круговинами камыша по всему пологому берегу. На пригорке, на самом высоком месте, среди высокой приречной ольхи, приземистые и неприметные, разбросаны постройки: длинный флигель, крытый под черепицу, длинные узкие сараи, сеновал, омшаник, баз. По широкому двору там и сям стояли очесанные копны соломы, две арбы, пароконный плуг, повозка, разный сельскохозяйственный инвентарь. Чуть в стороне, метрах в ста, стоял финский домик — домик охотника.
— Тут и живет Фомин. Это его владенья, — почему-то загадочно улыбаясь, сказал шофер.
К нам подошла женщина в туго повязанном по самые глаза платке, в больших резиновых сапогах. Она даже не взглянула на нас, отомкнула домик и сказала шоферу:
— Постель я приготовила. А ужин, как отделаюсь, принесу.
Шофер уехал.
Начало темнеть. Я зашел в домик, поставил портфель и огляделся. Помещение напоминало комнату приезжих в райцентре. Чисто выбеленные стены, простые кровати, стол, несколько стульев, потрескавшаяся печка, самодельный умывальник в углу. Я посидел и вышел во двор. Между домиком и флигелем Фомина была неглубокая балка с редкими тополями, вербами и ольхой по самому дну. Оттуда я услышал какие-то странные, хлюпающие звуки и спустился посмотреть. Дно балки было широко огорожено металлической сеткой. Земля вся в норах, корни деревьев подрыты, между деревьями быстро перебегали небольшие черные зверьки. Нутрии. Их было, наверное, не меньше двух сотен — целая ферма.
— Гражданин! — услышал я за спиной голос. — Не пугайте животных, я им только корм раздала.
Передо мной стояла хозяйка с двумя пустыми ведрами на руке, в халате с засученными рукавами. От ее взгляда мне стало неловко, и я ушел.
Было тихо, закат был ясен, воздух чист и свеж. Где-то за лесом слышался шум состава и низкий трубный гудок электровоза. Прямо надо мной стайками пролетали утки, свистя крыльями, садились в камыши. Вечер опускался мягкий, полный лесных звуков. Ухнула выпь, и тотчас ей ответила другая. Жутко закричал сыч. Всполохнулись, застрекотали сороки. Заворковали голуби. Раздался резкий сухой хруст сучьев: к речке вышел огромный горбатый лось и стал пить. Уже почти совсем стемнело. Взошла Венера, и нестерпимо колюч был ее блеск в беззвездном небе.
Во дворе у Фомина заржала лошадь. Приехал хозяин. Я пошел навстречу. Из-за сеновала выскочили две огромные лохматые дворняги и, нагнув головы, молча кинулись ко мне. Я едва успел заскочить в домик и захлопнуть дверь. Вслед рванулся хриплый, захлебывающийся лай, собаки грызли и царапали когтями дверь. Жарко запахло псиной.