Сухой хворост вспыхнул разом. Лёгкий ветерок раздувал языки пламени — они то никли к земле, то взлетали к самому небу, озаряя макушки берёз.
— Устали, хлопцы? — спросил Иван Филимонович. — Ничего, закаляйтесь. Другим в ваши годы потруднее было. Такие вот, как вы, ехали целину осваивать. По семнадцать, по восемнадцать лет. Сам я, правда, к тому времени бывалым себя считал: как-никак воевал и в колхозе уже наработался, а всё равно пришлось солёного хлебнуть. На голом месте начинали. Снег и мороз градусов тридцать. Выдолбили хлопцы ямку, поставили шест и подняли красный флаг. Потом сняли мы шапки, постояли минутку: вот это наш флаг, это наш дом… И взялись ставить палатки, прямо на снегу. Утром просыпаюсь — волосы к шапке пристыли. Ну, думаю, закоченели наши хлопчики. Гляжу — поднялись, кто щёку трёт, кто нос… Но ничего, с шутками, с прибаутками, вспоминают, что кому снилось… А ближе к маю, когда потеплело, и девчата подъехали. Ваша учительница с ними. «Где школа? Где ученики? Нет ещё? А что же мне делать?» — «Садись прицепщицей на трактор…» Помните, Анна Матвеевна?
— Ну, о моей тогдашней работе лучше не вспоминать. Птицы по старой памяти в степи гнёзда вили. Увижу гнездо куропатки — бегу к трактористу. «Остановись, — кричу, — надо гнездо перенести». А он ругается: «С такой дурочкой много не насеешь…» Возвращаюсь как-то с поля, а мне подружки кричат: «Анюта, твои ученики приехали, целых трое!» — «Где?» — «Вон в той палатке». Побежала я туда. «Где ребята?» — спрашиваю. «Да и сами не знаем, по палаткам растащили. А вам они зачем?» — «Да я же учительница, это мои первые ученики!» У меня классный журнал был наготове. Ну и расписала я их: старшего — в четвёртый, а девочек-близнецов — во второй. Мальчика Гришей звали. Гриша Бахтюк…
Все посмотрели на Тараса. Ведь это его отец был — Григорий Фёдорович Бахтюк, он теперь трактористом работал в совхозе. Тарасик сиял, поправляя новенькую будёновку с красной звездой.
— Будёновка-то у тебя славная, — сказал Лёша Зырянов, — и отец знатный. А сам ты чем отличился?
— Ничего, время придёт — отличится, — вступилась за Тараса Анна Матвеевна.
А Даша вдруг хватилась: где Аля? Она отыскала сестру в вагончике красного уголка перед телевизором. Аля медленно вращала рычажок, шумел птичий базар на скалистых островах, всадники мчались по степи, аксакал играл на домбре.
Даша обняла её за шею:
— Ты почему ушла?
— Так… — Аля повернула рычажок, и снова загорланил птичий базар.
— Тебе не нравится здесь?
— Нет, почему же… Ребята хорошие. Только видишь, Даша, тебе ещё, может, не понять… Вот у вас у всех любимая учительница есть, а у меня нет. Слишком часто мы переезжаем, ни одна школа толком не запомнилась.
— Ничего, — утешила её Даша. — В «Тополином» вам хорошо, вот и будете жить.
— Ты думаешь, мы здесь задержимся?
— А разве нет? — испугалась Даша.
— У мамы-то опять давление скачет… Ты ей ничего не говори, что я телят упустила, а то она расстроится.
— Ой, чуть не забыла! — спохватилась Даша. — Дядя Сеня путёвки достал в «Золотой бор»!
— Ну вот… — опустила голову Аля. — Опять скандал будет. Не поеду я никуда, ну как они не поймут!
В дверях показалась высокая фигура.
— Так вот ты где! — раздался басок Лёши Зырянова. — А там уже танцы начались. Идём, Аля!
— Не хочется…
— Идём, идём… — Лёша взял её за руку и потянул к выходу.
Даша проснулась от птичьего гама. Её подружки ещё крепко спали. Кричали скворцы, над каждым вагончиком на шесте был свой скворечник. «Это у нас вместо будильников», — шутили девятиклассники. Солнечные лучи пронизывали клейкую берёзовую листву, золотили песчаные дорожки. На мачте развевался флаг, а под ним стояли на линейке старшеклассники. Даша уловила Алину фамилию и прислушалась.
— Ей телят больше доверять нельзя! — громко говорила Клава Сивцова. — Вчера всю люцерну истоптали, пока за ними гонялись. Огрела бы как следует Бурана кнутом, он и отстал бы от Вислоухого, а она ещё — нате вам! — электропастух отключила.
— Не могу я кнутом, — виновато возразила Аля.
— Значит, не берись телят пасти!
— Может, тебе лучше на кухне будет? — нерешительно обратился Лёша к Але.
— Я готовить не умею…
— В подсобные пусть идёт! — вмешалась Клава. — Картошку чистить, посуду мыть.
— Уж и на кухню, — вмешался Иван Филимонович, до этого времени стоявший в стороне. — Что ж так сразу…
— Нет, почему же, я согласна, — быстро сказала Аля и стала пристально разглядывать ближайший скворечник.