И если бы сжалилась надо мной только моя жена, это бы еще ничего, но сжалилась также и моя теща. Уж такая жестокосердная, и то сжалилась. Перекрестилась сначала перед иконой и вошла потихонечку на цыпочках в комнату. Взяла брюки, укоротила каждую штанину на две пяди, подрубила их и повесила на спинку кровати: проснусь, мол, и удивлюсь.
С одной стороны, приятно, конечно, что моя жена сжалилась надо мной, еще приятнее, что сжалилась надо мной теща. Но на мое несчастье, и Кати сжалилась надо мной.
Представьте, Кати тоже сжалилась... После того, как моя жена, отрезав от каждой штанины две пяди, ушла делать визиты, после того, как теща, отрезав от каждой штанины еще две пяди, отправилась на прогулку, в комнату вошла Кати. Вошла неслышно, на цыпочках, взяла брюки, укоротила их на две пяди, подрубила и повесила на спинку кровати: проснусь, мол, и удивлюсь.
И я воистину удивился. Вижу — брюки переделаны, хватаю их и радостно натягиваю, но — о господи, боже мой, до сих пор меня охватывает ужас всякий раз, когда я вспоминаю то мгновение! — на мне... купальные трусики. В сущности, это были самые настоящие курортные брюки, и в ту трагическую минуту мне ничего другого не оставалось, как, подобно ветру, промчаться сквозь толпу курортников, влететь в купальню и прыгнуть в бассейн.
Вот почему в нынешнем году я собираюсь ехать на курорт без брюк.