Пушин был неплохим, но уж больно несамостоятельным. Ни нитку в иголку вдеть, ни сапоги почистить. Первое время даже не умывался — холодной воды боялся. Как он жить дальше собирался без мамы, без папы — один бог знает.
Сельджуков вернулся через два часа злой как черт.
Васильев издалека услышал рев машин и выскочил во двор. Командир молча махнул рукой и со всего размаха засветил сапогом по камешку. Гремя щитами, выбирались из машин солдаты.
— Звонил какой-то кретин, если не сказать хуже. Какая там толпа?! Стоит человек сорок. В основном старики и пацаны, у стариков посохи — вот и все оружие.
Васильев удивленно покачал головой.
— А из-за чего собрались-то?
— Да какой-то умник поставил милицейский пикет на дороге с приказом не пропускать частные машины. А здесь у каждого сад, урожай, и ни на рынок, ни в заготконтору не вывезти, вот они и пришли узнать, в чем дело.
— И что, для того, чтобы все это выяснить, необходимы были две машины солдат?
— Не нашего ума это дело, замполит, — отозвался Сельджуков и, помолчав, добавил: — Хотя я и сам то же подумал.
К ротному подбежал лейтенант Стрельчук:
— Товарищ капитан, разрешите на почту смотаться.
Сельджуков удивленно воззрился на подчиненного.
— Лейтенант! У тебя люди не устроены, ванны под умывальники не установлены, оружие не вычищено. Дальше продолжать?
— Да я…
— Все! Кругом, бегом марш, — и, кивнув на удаляющегося офицера, сказал Васильеву: — Видал, работничек, не успели устроиться, а он маме звонить.
— Жена у него вот-вот родит, — заступился замполит.
Сельджуков пожевал губами, подумал и направился к лестнице, на ходу бросив:
— Всем офицерам и старшине в канцелярию, — и чуть погодя: — Стрельчука попозже сам отпустишь, только чтобы я не знал.
ОНИ УСПЕЛИ в последнюю минуту. Когда три «Зила» вылетели на пригорок и рванули вниз по прямой как стрела дороге, около десятка открытых бортовых машин были уже пусты, а два «пазика» выпускали из своего чрева последних пассажиров.
Толпа около машин насчитывала сотни три здоровых мужчин, вооруженных палками, металлическими прутьями. Подогревая себя криками, она уже двинулась в сторону маленькой аккуратненькой деревушки, у крайних заборов которой тоже стояла толпа и тоже с палками и прутьями, но только поменьше: человек 40–60.
Машины буквально влетели в небольшой промежуток между двумя группировками.
Сельджуков выскочил из кабины и на ходу, как, наверное, выхватывали саблю из ножен его предки, выхватил мегафон.
Васильев бросился на левый фланг, увлекая за собой солдат и вытягивая их двойной цепочкой, которая через мгновение твердела и становилась стеной щитов, пластиковых забрал, бронежилетов.
— Замполит, — появился рядом ротный.
— Сбегай вниз, к деревне; по рации говорили, что здесь должен быть представитель власти, — и, подняв мегафон, повернулся к толпе.
Васильев кубарем скатился к крайним домам деревни. Там стояло несколько человек.
— Кто здесь старший?
— Я, — выдвинулся один из стариков.
— Да нет, мне надо из…
— Понимаю, — кивнул старик. — Никого нет. Председатель был — уехал, директор — уехал, начальник милиции — тоже уехал.
Васильев оторопело посмотрел на старика, но, не поняв и не додумав до конца все сказанное им, осознал главное — никого из начальства нет.
Сзади рота казалась совсем не грозной и даже беззащитной, сгорбленные спины, стриженые затылки, сапоги все в пыли, застиранные бриджи… Васильев торопился добежать до роты, встать в этот строй, укрепить его хотя бы своим телом.
Сельджуков что-то орал в мегафон.
— Никого, — выдохнул замполит.
Ротный скривился, скрипнув зубами, процедил:
— Плохо.
Толпа перед строем гудела. Потом кто-то закричал, и она двинулась вверх по склону к грузовикам и автобусам.
Сельджуков снял каску и вытер пот.
— Я с ханского плеча дал им пять минут и предупредил, что церемониться не будем.
— Вкатают тебе за самоуправство, - — сказал Васильев.
— Слушай, замполит, — взъярился Сельджуков, — почему у них, — он ткнул мегафоном в отъезжающие автобусы, — власть есть, а у нас нет? Почему в половине случаев ты не найдешь ни одного милиционера или председателя сельсовета, а если и найдешь, так ни за какие деньги они не выйдут, не встанут рядом, не скажут, что им положено? Я, что ли, тут Советская власть?
Васильев помолчал, потом вздохнул:
— Сажай роту.
Сельджуков тряхнул мегафоном, переваривая оставшийся запал, и, поднеся его ко рту, скомандовал: