Он добежал до крыльца медпункта и, перед тем как войти, сделал несколько глубоких вдохов, выравнивая дыхание. Дверь была приоткрыта. Мишка стукнул для приличия и вошёл, радостно улыбаясь.
— Вызывали? — спросил он с порога.
Медсестра окинула его ледяным взглядом, словно собираясь произвести вскрытие:
— Вызывала. Значит, Медведев, сердце у нас пошаливает?! — холодным тоном произнесла она.
— Ещё как! Аж прямо… — вздохнул Мишка, но развить мысль ему не дали.
— А на КПП… я так понимаю, отпустило?
Медсестра достала из стола пакетик и высыпала в стакан сероватый порошок.
— Что? — недоумённо начал Мишка. — А-а… На КПП?! Так это…
Кто ж её звал! Я с ней ещё до армии всё… — Он осёкся и досадливо буркнул: — Вот коза!
Ирина Дмитриевна залила порошок водой из графина и протянула ему стакан:
— Вот. Примите…
Мишка непонимающе посмотрел ей в глаза:
— Что это?
— Лекарство. От сердца, — спокойно ответила она.
Он улыбнулся и в два глотка осушил стакан до дна.
— И что, отпустит?
Медсестра глубокомысленно кивнула:
— На пару часов забудешь точно…
Мишка присел на стул, делая вид, что прислушивается к своим ощущениям.
— Что-то не проходит, Ирина Дмитриевна… Наоборот. А это, часом, не приворотное зелье?
Она доверительно сообщила:
— Почти… Это слабительное.
— Шутим… А у вас чувство юмора, скажу я вам… — недоверчиво произнёс Мишка, всё ещё улыбаясь.
Ирина молча положила на стол упаковку с надписью «Сульфат натрия». Улыбка сползла с Мишкиной жизнерадостной физиономии. Он встал и, бледнея, спросил:
— Зачем… я же… Ты что, совсем, что ли?!
Она вдруг отвернулась, обхватив себя руками за плечи:
— Где мужской кабинет, ты знаешь…
Мишка обиженно, как насмерть отравленный Моцарт, прошептал:
— Ну… ты!. Я-то думал… А ты! Дура!! — Он выскочил из медпункта, напоследок от души хлопнув дверью.
Старший сержант медицинской службы Ирина Дмитриевна Пылеева вдруг всхлипнула, спрятала лицо в ладони и разрыдалась…
Глава 8
В марш-бросок вторая рота ушла без рядового Медведева. Они бежали строем. По жаре, с полной боевой выкладкой. В тишине слышался только тяжёлый топот и хриплое дыхание. Строй замыкали Гунько и Кабанов, тянувшие в дополнение к амуниции тяжёлый ящик с патронами. Сержанты легко перемещались вдоль колонны, словно обладали двойным запасом прочности. Периодически Рылеев подгонял напряжённо сопящую роту:
— Шире шаг!
Фомин контролировал замыкающих:
— Сопли подобрали! Не отстаём!
— На восьмом километре Гунько прохрипел:
— Тяжело, товарищ сержант…
Рылеев переместился в хвост колонны и утешил:
— Правильно, а кому сейчас легко?! Разве что Медведеву…
Фомин поддакнул, не сбиваясь с шага:
— Да… Медведев у нас самый умный!
— Точно! Тупые бегут, а умные в санчасти… Мы же тупые, правда, солдат? — выдохнул сержант Рылеев.
Кабанов пропыхтел:
— Никак нет…
Но Рылеев не дал ему продолжить:
— Нет, мы тупые… Но необидчивые. Мы ж не обижаемся на Медведева за то, что он умнее нас? Выше ящик! Вперёд, я сказал! За Родину!. За Медведева!
Впереди замаячила финишная прямая. Показался капитан Зубов с секундомером в руках. Младший сержант Фомин рявкнул, подводя итог дискуссии:
— Не отстаём!.
Марш-бросок закончился на стрельбище. Выложившиеся «духи» повалились на землю, жадно хватая распахнутыми ртами горячий воздух. Но передышка оказалась недолгой. Капитан Зубов о чём-то коротко посовещался с сержантами. И тут выяснилось, для чего нужно было тащить с собой патроны… Для максимального приближения к боевым условиям! Рота тихо охнула, построилась и потопала на огневой рубеж…
Сержант Рылеев прошёлся перед строем. В руках он держал пачку мишеней. Дело шло к обеду, но он не торопился.
— Оценка за марш-бросок — «хорошо», — объявил он. — Ротный сказал — на этой неделе больше бегать не будем.
Строй облегчённо загудел. Рылеев неодобрительно повёл глазами, и шум стих. Он вынул из-под мышки мишени:
— Общая оценка по стрельбе — «удовлетворительно». На «отлично» стреляет пока только Вакутагин. Соколов — более менее… Кабанов!
Из строя раздалось:
— Я!
— Когда уже научишься в мишень попадать?.
— Да я попал! — Кабанов преданно уставился на сержанта.
Тот потряс в воздухе целёхонькой мишенью.
— Куда?!. Ходоков!
— Я!
— Тебе сколько патронов дали?
— Пять.
— А чего у тебя дырок семь?