— Темно тут у вас, — констатировал прапорщик. — В такой темноте на лестничных пролётах бывают хулиганы. Завтра же утром вкручу вам лампочки.
Маша философски заметила:
— Всё равно вывернут.
— А я опять вкручу. У меня лампочек — у-у-у… — смело пообещал Шматко, чувствуя себя благородным рыцарем. — У вас какая квартира?
— Тридцать седьмая…
— Нет, я имел в виду — двухкомнатная, трёхкомнатная?.
— Однокомнатная!
— М-м… Ну ничего!
Маша остановилась возле своей двери и вставила ключ в замочную скважину.
— Мне так понравилось с вами, — шёпотом сказала она.
Олег Николаевич понял, что решающий момент наступил.
— И мне тоже, — томно произнёс он. — И кафе, и ваши анекдоты… И вы…
— Значит, будет ещё одна встреча? — отозвалась Маша.
— А что… эта уже закончилась? — пылко воскликнул Шматко, ощущая себя коварным соблазнителем.
— Тише…
— Соседи? — чуть понизил голос мотострелковый мачо.
— Мама! — пояснила Маша и открыла дверь.
Из квартиры послышался женский голос:
— Ну где ты ходишь, Машенька? Спать уже пора! Я же волнуюсь!
— Иду, иду, мамочка! — Она скользнула внутрь.
Дверь захлопнулась. Шматко недоумённо посмотрел на неё и растерянно изрёк:
— Ну, здравствуйте… мама!
Он достал сигарету, прикурил и сделал смачную затяжку. Дверь снова открылась. Прапорщик замер, задержав дыхание, как застуканный школьник. Девушка без вредных привычек запаха дыма не почувствовала.
— Приходите завтра. На чай! Я вас с мамой познакомлю! — выпалила она.
Шматко оживлённо закивал головой, издавая одобрительное мычание. Дверь закрылась. Он с облегчением выдохнул дым. И утешился:
— На чай?. Ну, хотя бы так!
Группа захвата возвращалась с операции под утро. Одинокий луч фонаря метался среди деревьев, освещая дорогу. Большая половина группы, то есть здоровенный повар Сухачёв, висела на плечах младшего сержанта Фомина и пела:
— К сожаленью, день рождения только раз в году-у-у…
Фома кряхтел, но упрямо пёр лесом. Канистра с добычей весила прилично. Но, по сравнению с пьяным в задницу Сухачёвым, казалась пёрышком. Фома был очень сильным, но лёгким. Поэтому устал и спотыкался. Раненый товарищ давил на плечи и веселился от души:
— Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте-е-е…
— Сухой, заткнись, сука! — по-человечески попросил его Фома.
— Охренительный самогон! — ответил повар.
— Я тебе два глотка дал — для анестезии…
Сухачёв поцеловал младшего сержанта в затылок.
— Анестезия — супер! Нога, ваще, не болит… Тебе не тяжело?
— Не тяжело… Отожрал жопу на кухне!
— Ну извини… Кто на что учился. — По лесу снова грянуло: — С днём рожденья поздравит и, наверно, остави-и-ит…
Они добрались до забора родной части. Фома вежливо предупредил:
— Закрой пасть, придурок! Караул идёт.
Сухачёв обрадовался и спел:
— Шёл отряд по бе-ре-гу-у!
Вдалеке действительно показалась караульная смена с разводящим. Такой залёт в планы группы захвата не входил. Фома рухнул на землю как подкошенный, зажимая рукой рот Сухачёву. Караул прошёл мимо. Силуэты с автоматами неторопливо скрылись за поворотом. Фома убрал руку.
— Ф-фу… Пронесло! Ну всё, пошли! — прошептал он. — Сухой!
В ответ раздался безмятежный храп абсолютно счастливого человека…
День рождения сержанта Рылеева неумолимо надвигался.
Сплочённый коллектив старослужащих второй роты сидел за столом и ждал его прихода. Виновник торжества не выдержал первым. Он открутил пробку на канистре и понюхал содержимое.
— И чё, Сухой от двух глотков в аут ушёл? — недоверчиво спросил Рылеев.
Фома кивнул:
— Я тебе говорю — термоядерная… Песни орал. Я его еле до санчасти доволок!
— Да-а, история… — протянул сержант. — Ну-ка плесни мне пару капель на пробу.
Рядовой Евсеев посмотрел на часы.
— Может, подождём? До двенадцати пятнадцать минут осталось.
— Не бзди. Потом тоже выпьем, — успокоил его Рылеев.
Фомин взял кружку и налил из канистры.
Рылеев строго покачал головой:
— Да ты не жмись! Юбиляру наливаешь. — Он придержал канистру рукой, доливая до половины кружки.
Прохоров со знанием дела положил на стол кусок хлеба с маслом.
— Уснёшь.
Сержант с чувством выдохнул:
— Ну, за сенокос!
Глоток получился на славу. Содержимое провалилось внутрь Рылеева одним махом. Внезапно его глаза вылезли из орбит, лицо покраснело. Он потянулся к закуске… И в этот момент дверь каптёрки открылась. В помещение с озабоченными лицами ворвались старшина роты и капитан Зубов. Все вскочили, замирая по стойке «смирно».