— Да ну… Косит! — неуверенно отозвался тот.
— Гадом буду! Смотри, как чавкает!
Рылеев подумал и скомандовал:
— Ладно, всё! Закончили!
Вакутагин не услышал. Он продолжал уплетать за обе щеки.
Сержант выхватил у него тарелку.
— Отставить, я сказал! Иди работай!
Так и не сообразив, зачем его вызывали, Вакутагин развернулся.
Продолжая дожёвывать собственное произведение, он направился на кухню, пожимая плечами. Рылеев опять понюхал содержимое тарелки и крикнул ему вдогонку:
— А чё хоть за рыба?!
— Не знаю… Не я ловил! — донеслось из глубины столовой…
По завершении обеда вторая рота вышла на улицу. Сержанты задерживались, видимо всё же отважившись попробовать чукотскую кухню. Рядовой Кабанов, озираясь, завернул за угол. Убедившись, что его никто не видит, он вытащил из кармана кусок хлеба и запихал его в рот. Внезапно за спиной у него прозвучали шаги и раздался зычный голос:
— Бог в помощь!
Кабанов от неожиданности поперхнулся и закашлялся. Он медленно обернулся. Сзади стоял полковник Бородин.
— Товарищ полковник… Рядовой Кабанов… Виноват… — Прокашлял вечно голодный «дух».
Командир части сочувственно посоветовал:
— Что, сынок, всухомятку плохо идёт? Ты в следующий раз в другой карман чаю налей!.
В каптёрке было солнечно. Стояла умиротворяющая тишина. Все предметы аккуратно лежали на своих местах, символизируя идеальный армейский порядок. И только у окна, нарушая гармонию, валялся ботинок армейского образца.
Прапорщик Шматко на четвереньках стоял на столе. Он был бос и сосредоточен. Пытливые глаза старшины роты смотрели куда-то в сторону шкафа. В руке он держал второй ботинок сорокового размера.
— Товарищ прапорщик, рядовой Со… — бодро произнёс Кузьма, появляясь на пороге.
Шматко повернулся и требовательно приложил палец к губам. Не закончив доклада, Кузьма застыл от удивления. Прапорщик интригующе прошептал:
— Тихо… Слышишь?
— Что? — в полный голос спросил Кузя, не понимая, в чём дело.
— Тсссс!. Слышишь? — повторил старшина, наклоняя голову набок и прислушиваясь.
Соколов тоже прислушался. Тишина стояла полная.
— Ничего не… — сказал он.
Прапорщик опять приложил палец к губам.
— Подожди! Вот! Теперь слышишь?
Из-за шкафа донеслось тихое поскрёбывание. Хотя, возможно, это был просто скрип половиц в казарме… И тут Шматко истошно завопил:
— Ах ты-ы!.
Он размахнулся и запустил ботинком куда-то за шкаф. Ботинок попал в железное ведро, стоявшее в углу. Раздался оглушительный грохот… Старшина соскочил со стола, бросившись в угол. Он стремительно наклонился и достал оттуда пустую, не сработавшую мышеловку.
— Чёрт! Ушла! Вот гнида! — разочарованно завопил Шматко.
Кузьма подошёл поближе и спросил, наконец осознав суть происходящего:
— Мышь?
— Мыши! Полмешка гречки сожрали! Думаю, одна бы столько не сдюжила… Их тут целое стадо!
— Хоть одну поймали?
Прапорщик покачал головой:
— Хрен там! Хитрые, падлы. На мышеловку не реагируют. Во, видал? — Он показал пустую мышеловку.
— А сыр съели, — посочувствовал Кузьма.
Шматко недоумённо повёл бровями:
— Какой сыр? Ага, щас! Буду я им туда ещё сыр класть! Морда у них не треснет? Гречки отварной немного сыпанул для приманки.
Любят гречку — пусть и смерть от неё примут…
— А может, они гречки уже не хотят?.
Прапорщик молча посмотрел на Соколова, обдумывая гипотетические мышиные претензии. В уставе про это не было ни слова. Самому напрягать мысли не хотелось. Он перестал морщить лоб и махнул рукой:
— Ладно, Соколов, не умничай. Я тебя не за этим позвал! — Олег Николаевич выложил на стол тетрадку. — Вот! Физика. Пять баллов. Ты, Соколов, просто продолжаешь открывать во мне таланты!
Кузьма с интересом пролистал последнее из отправленных в институт заданий.
— Ух ты! И здесь правильно! А я сомневался, думал, может…
— Со мной, Соколов, не надо сомневаться. Со мной надо быть уверенным!. Я твой счастливый талисман, Соколов! Пока я с тобой — всё у тебя будет хорошо.
Прапорщик подошёл к шкафу, извлёк банку тушёнки и торжественно вручил:
— На, бери!
— Может, не надо? — с большим сомнением пробормотал Кузьма.
Шматко благодушно улыбнулся:
— Бери-бери, теперь точно заслужил!
— Спасибо, — сказал Кузя, пряча тушёнку в карман.
Внезапно прапорщик посерьёзнел. Он понизил голос и приблизился.
— Слушай, Соколов… Ты в полтергейсты веришь?